– Хватит, Мэтт. Не хочу о нем вспоминать, – кратко сказал Илай, и Мэтью метнул в него испуганный взгляд. Клемми поняла: Исаак Таннер был главной причиной бегства Илая из Слотерфорда. Возможно, Илаю не нравились его фамилия и репутация Таннеров, но он любил мать, бабушку, а также братьев и сестер. Именно с отцом он не мог жить бок о бок. Если бы Исаака арестовали за нападение на фабрике – или за ограбление, если одно с другим не было связано, – после чего упрятали бы в тюрьму или, кто знает, повесили бы, ей с Илаем, возможно, вообще не пришлось бы покидать Слотерфорд. Она понимала, что нет никаких шансов вернуться, пока Исаак там. А потом, словно из ниоткуда, возник ответ. Она ощутила прилив надежды, но в этот момент лицо Полли побледнело и она судорожно глотнула воздух.
Роды продолжались до конца дня и всю ночь. Врача не было. В роли повитухи выступала соседка, которая раньше помогла появиться на свет сотне детей рабочих Суиндона, не считая тех, кто попал из ее рук прямо на кладбище. Полли держала Клемми за руку и крепко сжимала. По прошествии нескольких часов Клемми почувствовала, как хватка ослабевает и пальцы роженицы становятся все более мягкими. После очередных потуг Полли надолго затихала, и Клемми казалось, что та уже не дышит. В комнате пахло потом и мочой. К рассвету появились двое младенцев, мальчик и девочка, худенькие и заморенные. Девочка сразу втянула воздух и закричала, но мальчик лежал неподвижно и тихо, а его кожа была неестественно синей. Он прожил полчаса или около того и затем тихо скончался, а Полли была слишком измучена, чтобы как-то на это отреагировать. Повитуха приложила новорожденную к груди, и девочка принялась сосать, в то время как ее мать лежала в полуобморочном состоянии.
Когда наконец наступил рассвет и все ужасы ночи с ее болью и мраком остались позади, Клемми была счастлива, как никогда. Младенцы упорно не желали покидать утробу матери – у животных такого не бывает. Это все город, думала Клемми. Его грязь, толпы людей, отравленный воздух. Здесь все было не так, как должно быть. Едва живая от усталости, она отошла от постели Полли, миновала дверь и побрела куда глаза глядят. Возможно, Клемми так и шла бы, пока не вернулась к родителям, если бы Илай не побежал за ней и не привел обратно. «Я хочу домой», – беззвучно сказала она ему. Девушка жаждала, чтобы он услышал ее, и, возможно, он ее услышал. Это было видно по тому, как он нахмурился. Клемми в отчаянии взяла старую газету из туалета, который они делили с четырьмя соседями, и нарисовала на ней примитивную карту. Она изобразила себя и Илая между небрежно начерченным нагромождением городских зданий, к которому фигуры были повернуты спиной, и рекой, извивающейся между фабрикой и уединенной фермой, к которым они были обращены лицами.
– Мы не можем вернуться назад, – сказал Илай. – Я не могу. Мне нет места рядом с ним, Клем. Ты ведь понимаешь меня? Теперь наша жизнь здесь. В Суиндоне наш дом. Я получил работу, нам есть где жить, и у нас тут родные. Мне бы очень хотелось дать тебе почувствовать то, что ощущаю я, – счастье вырваться из-под начала отца, впервые в жизни. Начать все заново… Это же просто чудо. И я не вернусь к тому, что было. Теперь это наш дом.
В ночь после похорон мальчика-близнеца, названного Кристофером, в течение которой Клеменси то и дело принималась плакать, будя Бетси, а Полли вставала с постели, чтобы успокоить младенца, всякий раз морщась от боли и источая запах молока, – Клемми приняла решение. Потребность Полли в помощи была еще одной путой, связывающей ее, но если бы она осталась, то умерла бы. Она это чувствовала. Возможно, не физически, не буквально, а в каком-то другом, очень важном смысле. Она думала о душе, о которой говорил викарий, и о духе вещей. О желаниях и воспоминаниях, которые привносят в жизнь людей поколения предков. О земле, которая их вскормила. Она понимала, что у каждого человека в мире есть свое место, и твердо знала, что ее место – так же, как место Илая и ее ребенка, – в Слотерфорде. И если Илай не хочет вернуться из-за Исаака Таннера, то Клемми найдет способ избавиться от проклятого чудовища.