Потаённые страницы истории западной философии

В качестве наиболее яркой демонстрации реальности духа, причем рассматриваемой в качестве предмета изучения, может служить одно замечательное наблюдение Л.Н. Толстого: «Есть в школе что-то неопределенное, почти не подчиняющееся руководству учителя, что-то совершенно неизвестное в науке педагогики и вместе с тем составляющее сущность, успешность обучения, – это дух школы… Этот дух школы есть что-то быстро сообщающееся от одного ученика к другому, сообщающееся даже учителю, выражающееся, очевидно, в звуках голоса, в глазах, движениях, в напряженности соревнования, что-то весьма осязательное, необходимое и драгоценнейшее, и потому долженствующее быть целью всякого учителя» [Толстой 1989, 172–173]. Продолжая мысль Л.Н. Толстого о «духе школы», можно говорить о «духе города», «духе ландшафта», «духе времени», «духе музыки» (Ф. Ницше), «духе капитализма» (М. Вебер), «духе коммунизма» (вспомним «призрак бродит по Европе…»), – о духе всего и вся в этом мире. Надо заметить, что толстовское понимание реальности «духа школы» абсолютно аутентично гегелевскому пониманию предмета настоящей философии, хотя в текстах Гегеля такого яркого представления реальности духа вряд ли можно найти. Гегелевское понимание духа реальности не имеет никакого отношения, например, к спиритизму, к церковной или светской духовности: как Л.Н. Толстой через школу выходит на реальность «духа школы», а В. Гумбольдт через филологические переводы выходит на реальность «духа языка», так Гегель выходит на реальность духа любой предметности, – иного понимания духа у Гегеля изначально вообще не было. По Гегелю, наука изучает предметность реальности, а философия должна изучать дух предметной реальности, причем научными методами.

Без достаточного понимания «гэйста», «духа» в философии Гегеля понимание его творчества невозможно. Когда пытаются трактовать «дух» через Абсолютный Дух, тогда как раз и переворачивают учение Гегеля с ног на голову, тогда и происходит подгонка Гегеля под Платона. Как Аристотель не выводит категории метафизики из Перводвигателя (а поступает наоборот), так и Гегель не выводит дух из некоего Абсолюта (а поступает наоборот).

Для Гегеля философия начинается там, где говорят не о вещах, событиях, предметах, объектах, а о духе вещей, о духе событий, о духе предметов или объектов. О вещах говорит наука, а философия говорит о духе вещей и, соответственно, изучает логику духа, а не логику предметных отношений. Интересно, что Гегель никогда не дает определения того, что он понимает под духом, хотя всякий раз, где только возможно, ссылается на дух, отделываясь текущими пояснениями. Объяснить это можно только тем, что Гегель изначально игнорирует ту часть своей аудитории, которой не ведомы такие реальности как «дух языка», «дух народа», «дух искусства», «дух религии», «дух эпохи», «дух Др. Греции», «дух Рима» и т.п. Гегель требует, причем безоговорочно, смотреть, например, на историю Др. Греции из духа Др. Греции, а не из её истории. Не способным смотреть «со стороны», а именно со стороны духа, Гегель прямо указывает на порог с демонстративным жестом «вон из философии!» (этот жест иногда обращен к Канту).

Слово geist, используемый Гегелем для обозначения предмета философии, на русский язык переводят словом «дух», это именно буквальный перевод. Но слово дух в русской ментальности содержит свою образность, восходящую к библейскому «дух святой» или сказочно-фольклорному «здесь русский дух, здесь Русью пахнет». В гегелевской философии духа подобная образность полностью отсутствует. Если ориентироваться одновременно и на гегелевскую конструкцию духа, и на русскую ментальность, то следует переводить гегелевский geist не словом дух, а словами типа «логос», «смысл ситуации», – естественно, с какими-либо поправками, ограничениями и пояснениями. Тогда гегелевская спекулятивная философия предстает как «философия объективного логоса (смысла)», – и в такой формулировке уже нет обычной мистификации в качестве ложно понятого «идеализма», врага материализма. Гегель в переходе от «Феноменологии Духа» к «Науке логике» на время отказывается от термина «дух» и заменяет его на «объективное понятие», в которое он вкладывает слишком много разных смыслов, что свидетельствует о том, что автору явно не хватало существующего на данный момент «словарного запаса». Возможно, что слово «дух», особенно с коннотациями «боевого духа» и «силы духа», можно считать наименее неудачным во взглядах Гегеля на предмет философии.