Потаенный дворец

После столь долгих ожиданий она думала, что их близость будет стремительной, но этого не случилось. Они никуда не спешили, испытывая мгновения неописуемого ликования. В другие моменты ее щеки становились мокрыми от слез. От тела Джека шли жаркие волны. Флоранс целовала его запястья, ощущая его пульс и замирая от восторга, когда губы подрагивали от биения его сердца. Потом Джек накрыл ее собой. Она так давно пыталась представить, каков он в постели, и теперь узнала. Флоранс погрузилась в Джека. Ее сердце билось так неистово, что казалось, вот-вот выскочит за пределы грудной клетки. Это было так волнующе, так захватывающе. Это превосходило все известные ей восторженные слова, и Джек с лихвой оправдал ее ожидания.

Утром за завтраком они держались за руки под столом. Ветер теребил белую скатерть. В складках тюлевой занавески запуталась оранжевая бабочка. Флоранс словно во сне смотрела, как Джек встал, осторожно взял бабочку и выпустил в сад. Глория принесла кофейник, домашнюю выпечку, хлеб и местный сыр.

– Апельсиновый сок забыла, – спохватилась она.

Джек встал, но она жестом усадила его обратно.

После завтрака они пошли прогуляться по каменистым холмам, окружавшим глубокую лощину. Сверху были видны окрестные скалы с темнеющими входами в пещеры.

– Пожалуй, я повременю с пещерами, – сказала Флоранс.

Джек засмеялся и обнял ее.

За скалами виднелись холмистые перелески и снова скалы с зубчатыми вершинами.

– Если хочешь, съездим в Ното. Эдвард говорит, что это сплошной лабиринт из домов янтарного цвета. Тебе должно понравиться.

– Ты ведь сегодня встречаешься с Эдвардом? В смысле, по работе.

– После ланча.

– А этот дом его или Глории? Я спросила ее, живет ли она здесь постоянно, но она ушла от ответа.

– Как я понимаю, она живет в Нью-Йорке, но часть года проводит здесь. Она достаточно известна в мире интерьерных декораторов. Во всяком случае, была до войны. Убранство этого дома – ее последний проект.

Пока Джек рассказывал Эдварду о результатах осмотра особняка на Липари, Флоранс решила вздремнуть. С некоторых пор ей понравилось называть это итальянским словом «riposo». Она провела замечательный час в состоянии полудремы-полубодрствования, слыша звуки, но не реагируя на них. Ее безмятежные грезы длились до тех пор, пока она не подумала об Элен. И сразу же замелькали картины их жизни в Дордони. Флоранс захотелось оживить в памяти каждый момент. Вместе с сестрами она снова взбиралась ранним утром на холмы, не дождавшись, пока рассеется туман. Она снова вела пастись своих любимых коз и плавала с Элен, которая всегда была ей как мать. Флоранс привыкла считать себя хорошим человеком. Но – боже мой! – она полюбила Джека, полюбила по-настоящему, и он ответил на ее любовь. Однако она любила и старшую сестру и волновалась о реакции Элен, когда та узнает новость. Потекли тревожные мысли. Флоранс осознавала, что сделала нечто недопустимое, запретное, что существенно осложнит ее отношения с Элен, если не хуже.

К концу дня вернулся Джек. Его прекрасные зеленые глаза стали намного спокойнее, чем прежде, и Флоранс полегчало. Она знала, что взрослеет и меняется и больше не может прятаться от жизненных сложностей. Она убеждала себя, что отношения с Элен обязательно наладятся. Не будут же они находиться в вечной ссоре. А ее изменившиеся отношения с Джеком были еще такими хрупкими. Они только-только начинали узнавать друг друга, и Флоранс хотела, чтобы никакие случайности не повредили ее счастью.

– Как ты после вчерашней ночи? – осторожно спросил он.

– Замечательно, Джек, – с улыбкой ответила она. – Но я постоянно думаю об Элен.

– Флоранс, с ней все будет в порядке. Я в этом уверен. Элен – прекрасный человек.

Флоранс кивнула, позволив себе надеяться, что он прав.

– Эдвард решил отложить реставрацию дома на Липари. Зато он дал мне адрес одного человека на Мальте. Конечно, все под большим вопросом, но возможно, тому понадобится помощь в восстановительных работах. Мальте сильно досталось во время войны. После турок в шестнадцатом веке это вторая Великая осада.

– Кто этот человек?

– Кто-то из правительственных чиновников, занимающихся восстановлением. Мальта пострадала куда сильнее, нежели Палермо.

– Даже представить сложно.

– А у меня возникает вопрос: если Розали по-прежнему на Мальте, насколько серьезно ее жизнь была затронута войной? – Джек покачал головой. – Я тебе уже говорил о стратегическом значении Мальты как колонии Британской империи.

– Помню. Ты еще рассказывал, что остров нещадно бомбили.

Джек сжал ее руку:

– Понимаешь, есть вероятность того, что Розали уже нет в живых.

Флоранс задумалась.

– Наверное, ты прав.

– Я искренне надеюсь ошибиться в своих предположениях… Давай сменим тему. Эдвард кое-что рассказал мне о доме на Липари. Гнетущая атмосфера – не плод твоего воображения. Три поколения жившей там семьи умирали не своей смертью. Эдвард считает причиной кровную месть, существующую в сицилийской мафии. Редко кто из местных жителей отваживается приближаться к этому месту. Они считают, что оно проклято.