Некоторое время они шли молча, Тесс кроссовками сгребала листья на тропе, а Норт молчал. Они подошли к старой пожарной вышке. Тесс остановилась. Вогнала пятку в грязь. Пристально посмотрела на него.
— Любите ли вы ее? Птичку? Хоть немного?
Норт посмотрел мимо нее на лес, заговорил медленно, подбирая слова.
— Меня волнует, что с ней происходит.
— Но вы ее не любите, — решительно сказала она.
— Такая любовь, о которой вы говорите, для меня невозможна.
— Конечно возможна.
Он покачал головой, наконец встретившись с ней взглядом.
— Нет, Тесс. Я не такой, как большинство людей. Я эгоист. Эмоции мешают мне работать, а моя работа всегда на первом месте. Вот почему мне нужно личное пространство.
— Бьянка, должно быть, стала для вас настоящим испытанием. — То, что она уже знала. Он снова пошел, и Тесс поплелась за ним. — Так вы никогда не влюблялись?
Я бы так не сказал. Когда учился в интернате, влюблялся, как все подростки.
— В девушку?
Норт приподнял бровь, глядя на нее.
— Да. В девушку.
Из книги о Норте Тесс знала, что родители засунули его в частную школу-интернат на другом конце континента, но все равно звучало странно, когда она сравнивала это с тем, как он, должно быть, выглядел, когда Бьянка обнаружила его без сознания в каком-то дверном проеме.
— Серьезных отношений не было, пока мне не исполнилось двадцать пять, — сказал он, — и тогда дела пошли хуже некуда.
— Они разбили вам сердце. — Тесс чуть-чуть подтрунила над ним, чтобы разрядить обстановку.
— Нет, — тихо сказал он. — Я разбил им сердца. И ни одна из них этого не заслужила.
— Ох. — Тесс попыталась осознать то, что он ей сказал. — Вы не производите на меня впечатление безжалостного сердцееда. Вы довольно порядочный. Когда не ведете себя как придурок.
— Признателен за витиеватый комплимент, но у меня хватает грехов, чтобы не добавлять лишних в список. Больше никаких разбитых сердец.
— Боже. Вы не так уж и неотразимы. — Если не учитывать мужественность, которая пропитывала его, как древесный дым. Или эту суровую красоту… У шеи болталась выскочившая из волос шпилька. Тесс сунула ее в карман кардигана. — Так вы с тех пор водитесь только с проститутками?
— Хорошая попытка.
— Это значит, что у вас был секс с настоящими женщинами?
— Да, Тесс. С настоящими женщинами. Теперь мы можем поговорить о чем-нибудь другом?
— Нет, пока я не закончу переваривать. Секс с настоящими женщинами обычно вызывает самые разные бо-о-ольшие эмоции. Вас это не пугает?
— Необязательно испытывать бо-о-ольшие эмоции, если вы найдете правильных партнеров. Это может быть просто развлечение.
— Снова возвращаемся к проституткам, верно?
— Теперь вы действительно загоняете меня в угол.
Она быстро нашлась, как пойти в обход.
— Я думала, любовь должна вдохновлять творческих людей.
— Возможно, некоторых из них. Но только не этого конкретного.
— Так что ужасного случилось с вами, когда вы влюбились?
— Я же сказал вам, что я одиночка. Я перестал работать. Приготовьтесь к новым издевательствам.
— Потому что…?
Он засунул руки в карманы джинсов.
— Потому что моя работа — это то, кем я являюсь. Мелодраматично, знаю, но это так. Я живу жизнью самоотверженного эгоиста.
— Не очень забавный образ жизни.
— Может быть, для вас, но великий стрит-арт не похож на другие виды искусства. Он коренится в гневе, и он больше, чем человек, который его создает.
— Я не знаю, что отличает великое уличное искусство от случайных тегов банд.
— Вы понимаете, когда видите это. Великий стрит-арт — это не о том, что головорезы распыляют свои инициалы на любой подвернувшейся им поверхности. За этим не стоит никаких мыслей. Помните парней в калифорнийском гараже — Джобса и Возняка?
— Начало «Эппл».
Норт кивнул.
— Власть людям. Это был их девиз, и он наш тоже. Мы дарим искусство людям, которые никогда не заходили в музей. Искусство развлекать. Искусство с социальным посланием. Искусство, которое существует только для того, чтобы нести красоту.
— Так вот что вы делаете.
— Конечно, все началось не так. В детстве каждый раз, когда я нажимал на сопло баллончика, я посылал моего отца на хрен. Это была терапия. Настоящее искусство пришло позже. Хорошее уличное искусство должно вызывать у вас что-то — гнев, любопытство, смех, признание.
Тесс вытащила еще одну болтающуюся шпильку.
— И гигантская крыса на стене здания?
— Вы говорите о Бэнкси. Чем питается эта крыса? Почему она там оказалась? Это последний выживший? Представляет ли она нас или то, что мы потеряли? И как вы относитесь к нависшей над вами гигантской крысе?
Любое желание посмеяться над ним угасло, когда она подумала о своем всепоглощающем горе.
— Но как вы живете без этих сильных эмоций?
— Вы просто живете.
— Пребывая в уверенности, что вы никогда чрезмерно не станете заботиться ни о ком еще?
— Вы вдова, Тесс. Как бы вы ни пытались это скрыть, я знаю, что вы страдали. Ну, вот скажите… Насколько хорошую вам сослужила службу любовь?
Норт не сказал это с горечью или недоброжелательностью. Вместо этого заговорил с такой задумчивостью, которая заставила ее почувствовать себя так, словно он действительно хотел понять.