Потанцуй со мной (СИ)

Еле подавляю накативший зевок и поглядываю на время. Скоро этот цирк должен подойти к концу, и я поеду домой. Тупо забью на работу и проведу оставшиеся полдня в своей постели. Мысли об этом нарушают спокойствие в моих брюках, потому что постельное белье, твою мать, я не собираюсь менять несколько недель.

Она на нем спала. На моем постельном белье. На моей кровати и в моем доме.

Черт, эта девчонка без мыла способна влезть в задницу. Даже в такую унылую и прагматичную задницу, как я.

Она добивается своего, как прущий без тормозов бульдозер. Хер остановишь.

Но сказать, что мне это не нравится — врать самому себе. Обманываться и отрицать очевидное, что я по-крупному влип — не имеет смысла. Пока моя голова упорно сдерживает оборону, тело и эмоции давно выбросили белый флаг.

Ни одна женщина не переступала порог моей квартиры. Ни одна. А эта засранка добилась того, что ее, блть, как королевну занесли на руках и в покои царские ее пьяную худую задницу доставили.

Желание выпороть усугубилось, когда понял, что хитрая Цыганка притворялась: зарывалась носом в мою грудь, глупо пряча улыбку. Ни одна причастная к делу муха мимо меня никогда не пролетела, а тут, дурочка глупая попыталась провести старого подкованного волка.

Я позволил ей себя обхитрить. Просто я этого хотел. Хотел увидеть, как будут смотреться ее сиреневые волосы на моих белых простынях.

Чертов извращенный вуайерист.

Не замечал за собой ранее такой особенности, так какого хрена?

Мои плечи стонут от боли. Разминаю шею, опуская голову влево-вправо. В моем возрасте спать в неудобном положении чревато вот такими последствиями, когда как в студенческие годы мог засыпать на любых поверхностях и в любом состоянии, даже стоя.

— Защита, — передергивает, когда слышу Катеринин голос, обращенный ко мне. Ее тон не обещает ничего хорошего ни мне, ни моему подзащитному. Непрофессионально, Катерина Григорьевна, ох, как непрофессионально переносить личные недопонимания на рабочий процесс. — У вас есть, что дополнить?

— Нет, Ваша честь! — с намеренной показушностью песочу я.

Полянская вопросительно выгибает бровь, потому что знает — мне всегда есть, что сказать. Увы, не сегодня.

— Судебные прения объявляю закрытыми. Суд удаляется в совещательную комнату для постановления приговора по делу или назначения повторного слушания.

Катерина со всей дури бьет молотком и встает из-за кафедры. Бросает на меня яростный взгляд и выходит из зала суда.

— Пффф… — взъерошиваю волосы. Что ж вы, женщины, любите так усложнять?

Я знаю, что никакого приговора сегодня определенно не будет, поэтому оставляю Тимура дожидаться постановления и получить все необходимые документы, а сам сваливаю трусцой, пока не попал в объектив Полянской.

***

… Нет твоей вины.
Нет моей вины,
Что между нами столько проблем и ссор,
А мы так сильно влюблены.
Я буду последним, кто тебя бросит,
Но и последним, кто тебя носит
На руках сильных.
Перед временем мы все бессильны
И опять эта осень… *

Стены моей квартиры вибрируют под напором басов и женских писклявых голосов, перекрикивающих медийную громыхалку.

Голосов…

Двух.

Моей дочери и …

Опускаю на пол фирменный крафтовый пакет с заказанной в «Валенсии» едой. Бесшумно разуваюсь и аккуратно освобождаю карманы от двух телефонов, брелока и мятной жвачки.

Так же бесшумно следую на источник вибраций, не осознавая, что даже, если бы топал по керамограниту железными подошвами, вряд ли меня кто-нибудь услышит.

Мой пульс подстраивается под ритм какой-то страдальческой блевотины и отдает тупой болью в висках.

Я бы очень хотел ошибиться, я бы с радостью принял за безумное наваждение этот писклявый тонкий голос, пытающийся дотянуться до нужной октавы, но две сидящие в позах благородного лотоса миниатюрные фигурки не дают усомниться, что я пока еще в своем, но близком к помешательству, уме.

Обе сидят с задранными к плазменному экрану головами, где два мужика по очереди страдают, обложившись коробками из-под пиццы и прочей сорной едой.

Сиреневые волосы касаются мягкого ворса ковра, а острые коленки, спрятанные в тесные джинсы, беснуются в ритме мелодии. Перевожу взгляд на дочь и мое внимание цепляется за выкрашенные в сиреневый цвет кончики коротких волос.

Это, блть…Это, блть, невероятно.

Она уже успела и здесь отметиться?

Провожу ладонью по волосам и долго выдыхаю весь скопившийся в легких воздух.

Удивительно, что мой внутренний демон не бросается огнем и не орет, чтобы я вышвырнул ее нахрен. Потому что в их компании не место именно мне.

Со спины эти козявки кажутся абсолютными ровесницами, а я старым ворчливым папашей, к дочке которого пришла любимая школьная подружка.