Потемкин

Польские дела были так запутанны и неустойчивы, что Потемкин не придерживался единой политики. Через Ксаверия Браниц-кого он продолжал управлять пророссийской партией, враждебной королю. В конце 1786 года он дополнил эту тактику другой, приобретая в Польше огромные имения, на что имел право как польский дворянин (в 1783 году он продал несколько своих русских поместий, а теперь собирался проститься и с Кричевом). Он сообщил Миранде, что только что приобрел за два миллиона рублей земли площадью более 300 тысяч акров в Польше. Говорили, что на этих землях расположено 300 деревень и проживают 60 тысяч человек мужского пола. Князь заключил сложную сделку с князем Ксаверием Любо-мирским о покупке имений Смила и Мещерич на правом берегу Днепра, в треугольнике принадлежавшего Польше Киевского воеводства, вдававшегося в территорию России. В одной только Смиле на момент смерти Потемкина насчитывалось 112 тысяч душ мужского пола — население целого города. Имение располагало собственной судебной системой и даже небольшой армией.

Имения светлейший покупал на свои деньги, но в конечном счете средства все же брались из казны; это предприятие он считал в такой же мере личным, как государственным. Любомирский был одним из главных поставщиков древесины для Черноморского флота — и именно эти леса покупал теперь Потемкин. Приобретение земель в Польше делало Потемкина польским магнатом, то есть, с одной стороны, закладывало основы его будущего княжества за пределами России, а, с другой, являлось формой аннексии территории, дававшей ему возможность вписаться в польскую государственную систему и подчинить ее России. Екатерина уже пыталась подарить Потемкину герцогство Курляндское и королевство Дакию, если не польскую корону, но пока это не получалось. «В перлюстрации письма Фиц-Герберта в Лондон [...] — записал секретарь Екатерины Храповицкий, — кн[язь] Потемкин из новокупленных в Польше земель, может быть, сделает Tertium quid, ни от России, ни от Польши независимое». Екатерина понимала, чем грозит ее супругу восшествие на престол Павла. В конце того же года Потемкин писал Екатерине: «Покупка имения Любомирского учинена, дабы, зделавшись владельцем, иметь право входить в их дела и в начальство военное». Как все, связанное с Польшей, приобретение Смилы принесло Потемкину массу хлопот, втянув его в переговоры и судебные тяжбы, продлившиеся четыре года.^[708]

Важной опорой Потемкина в Польше был король Станислав Август. Умаляя его власть с помощью коронного гетмана Браницкого и покупки польских земель, Потемкин тем не менее всегда симпатизировал ему — тонкому эстету и покровителю просвещения: их переписка несомненно теплее, чем того требовали дипломатические каноны, во всяком случае, со стороны Потемкина. Князь верил, что союз со Станиславом Августом может обеспечить

России поддержку в войне с Турцией, сохранить русское влияние в Польше и удержать ее от подчинения Пруссии. В качестве польского магната Потемкин мог бы лично командовать польской армией. Всех этих целей легче всего можно было достигнуть через короля.

Но в Киеве поляки сами уронили престиж своего монарха еще до его встречи с Екатериной. «Какими покорными и льстивыми по отношению к князю Потемкину кажутся мне эти пресмыкающиеся перед ним высокопоставленные поляки!» — записал Миранда после ужина у Браницкого. Интриги и адюльтер шли рука об руку; поляки «обманывали друг друга, и сами были обмануты, и обманывали других, и все это с необычайной любезностью». Больше всего они старались возвысить свой престиж в глазах Потемкина, «но его взгляд поймать нелегко, — шутил де Линь, — поскольку у него один глаз, да и тот косой».^[709]

Потемкин демонстрировал свою власть, возвышая одних поляков и унижая других. Все искали его внимания. Де Линь, Нассау и Литтлпейдж интриговали с поляками в интересах своих покровителей. Браницкий завидовал Нассау, который поселился в доме Потемкина, завладев таким образом «полем битвы». Браницкий и Феликс Потоцкий пытались убедить Потемкина, что Станислав Август противится продаже ему земель. Близость Александры Браницкой к императрице вызвала слухи о том, что она — внебрачная дочь Екатерины. Когда князю надоели козни Браницкого, он устроил ему такую «выволочку», что Александра слегла от расстройства. Тем не менее Браницкому и Феликсу Потоцкому он обеспечил теплый прием императрицы, тогда как на его врагов, Игнация Потоцкого и князя Сапегу, Екатерина «даже не соизволила взглянуть».^[710]

В игры с Польшей оказался вовлечен даже Миранда. Один раз в присутствии знатных поляков он не встал при появлении князя; его примеру последовали и его собеседники, и на некоторое время Потемкин стал с ним холоден.^[711]