Потерянная армия: Записки полковника Генштаба

…В Моздоке, на краю летного поля, сидел на ящиках с патронами лейтенант-спецназовец. А вокруг него плотно стояла группа подчиненных солдат. В руках солдат были сухари, которые они дружно и жадно грызли. В руках лейтенанта была гитара. Он пел песню про войну в Чечне. Простые слова о том, что шипит на костре в окопе сырое бревно, что нельзя на видном месте разжигать огня, что кругом чеченские снайпера. Несколько слов я запомнил:

Сегодня я убил чечена,
А завтра он убьет меня…

Потом полковник сказал:

— Там наши проклинают всех, кто ЭТО затеял. Короче, не война, а что-то похожее на заказное убийство… Мне в Грозном один капитан много вопросов задавал. Знаете, говорит, о чем я больше всего думал, когда наши танки и бронетранспортеры двинулись на Чечню? О том, что почему наш президент мог, но почему-то не захотел договориться с Дудаевым, чтобы не было войны.

А комбат-десантник сказал мне: «Если бы я видел, что Ельцин до водянок на языке искал мировую с Дудаевым, я бы с оглядкой не воевал». Армия воюет в Чечне с оглядкой. Армия воюет без убежденности в правоте своих действий. И эта неубежденность в сотни раз понижала ее моральный дух.

Я не понимал такой «правоты», когда русский должен всаживать пулю в голову чечена и наоборот. Невозможно победить армию, состоящую из нации.

Вот сейчас некоторые наши генералы с довольным видом говорят: «Армия наконец-то почувствовала вкус боя, начинает по-настоящему воевать».

Это неправда. У армии, несущей большие потери, быстро развивается инстинкт самосохранения. Солдат, не один раз видевший, как пуля чеченского снайпера разнесла голову его сослуживца, не один раз собиравший в окопах куски кровавого человеческого мяса, напитывается звериной злостью к противнику. Чувство мести за погибших товарищей заставляет его беспощадно убивать чеченцев…

Самое страшное для солдата, вышедшего на поле боя, совсем не противник. Самое страшное, когда тебя не поддерживает твой народ. И тут уж как ни вдалбливай в головы военных, что они делают «священное» дело, отстаивая «территориальную целостность» и «конституционный порядок», — ничего не поможет. Политики гадят — армия убирает.

…Ползая по чавкающей и липкой, словно клей «Суперцемент», чеченской грязи, я часто видел, как тамошние пацаны-сопляки показывали вслед российским солдатам худенькие кулачки.

Услышав эти слова полковника, я вспомнил: такие же кулачки видел когда-то в Афгане…

Мы снова наливаем. Закуски не хватает. Полковник открывает свой командировочный кофр и достает оттуда пакет. В пакете — большой кусок сала. Сало сильно пахло бензином. Я не сразу сообразил, что за время командировки мотавшийся в вертолетах и бэтээрах по Чечне полковник так и не раскрыл пакет, приготовленный женой в Москве еще две недели назад…

И я почему-то подумал: «Он был так занят или трусил?»…

ДУРДОМ

…Кровавая разборка в Буденновске взбудоражила Россию. Народ с яростным возмущением требовал наказания виновных. Но чеченская банда поставила наших спецназовцев в идиотское положение: она прикрывалась сотнями заложников. И я думал о том, что идиотские положения складываются на идиотских войнах. Глупость политиков часто становится единственным кроссвордом, который армия не способна решить. Чем слабее противник, тем чаще он решается на такие действия и экспромты, которые часто выходят за рамки человеческого рассудка и принимают форму творческого зверства…

Генштабовские уборщицы, прибирая в кабинетах, ворчали в тот день:

— Уморить их бы всех разом газом. Есть же такой газ. Пока очухаются — а им всем бандюгам — наручники, наручники…

Иная тетя Маша считает себя умнее всякого министра.

Черномырдин завел переговоры с главарем террористов, и это уже начинало походить на просветление разума. Мы пошли на все их требования.

Армия остановила боевые действия и скрежетала зубами от ненависти на бандюг и на своих политиков: она считала, что и те и другие у нее «украли победу». Этот лживый тезис особенно активно пропагандировали некоторые наши слишком самолюбивые и горячие военачальники, чтобы хоть как-то оправдать беспомощность своего войска. Злость за потери и поражения ослепляла их.

Истинный драматизм ситуации заключался в том, что наша армия никогда бы и не победила в чеченской войне. Что можно было считать победой? Полный контроль над территорией республики или смену власти в Грозном? Но для того чтобы остановить войну, надо было уничтожить всю нацию…

Черномырдин все чаще стал повторять в телевизоре слово «переговоры». Прозрение политика, понявшего бестолковость войны, наверное, тоже можно считать его достоинством. Но это можно было и объяснить и понять, если бы Виктор Степанович был соучастником правительственного решения, из-за которого мы по ошибке потеряли реку нефти или газа. Но мы потеряли то, чему нет цены, — десятки тысяч людей. И тот же Черномырдин не голосовал на Совете безопасности против ввода наших войск в ЧР…