Потерянная Россия

Эти условия превратили бы русские владения на восток от Байкала вместе с «разоруженным Владивостоком» в протекторат Японии и, отрезав Россию совершенно от доступа к Тихому океану, обеспечили бы азиатский тыл Японии для будущих операций в направлении на Филиппины. Против такой интервенции «против Германии» японцев президент Вильсон резко протестовал. При этом он указывал Парижу и Лондону, что японская оккупация Сибири «вызовет в России сильное негодование». Он был совершенно прав.

Весной 1918 года большевики еще не успели уничтожить независимую печать. Вся она — социалистическая и либеральная — самым резким образом протестовала против японского плана, целиком в этом случае поддерживая протесты большевиков, несмотря на самую острую с ними борьбу. С этого времени и вплоть до сегодняшнего дня русские демократы всегда и неуклонно поддерживают «советскую» власть, когда эта власть защищает государственные и национальные интересы России. Вся небольшевистская Россия, продолжавшая, несмотря на сепаратный мир, борьбу с Германией, конечно, считала себя равноправной стороной в антигерманской коалиции, а не кающейся грешницей, которая искупает какой-то свой «позор» и «грех» перед своими союзниками.

А между тем с самого начала переговоров о продолжении совместной борьбы поведение союзников не переставало вызывать недоумение у русских участников этих переговоров. Впоследствии, подводя итог союзной интервенции в России, П. Н. Милюков, близкий свидетель всей этой эпопеи, пришел к заключению: «До заключения Брестского мира союзники пробовали использовать даже и большевиков против Германии. После Бреста эта надежда отпала. Тогда на очередь встал — в апреле и в мае — новый план союзников для достижения той же цели, т. е. для удержания возможно большего количества германских солдат на Восточном фронте. Это был план воссоздания нового Восточного фронта где-нибудь внутри России. Конечно, Россия при этом являлась не целью, а лишь средством, и притом средством временным, даже кратковременным. Этим объясняется внутренняя несерьезность, почти авантюризм союзнических планов, явная невыполнимость дававшихся ими обещаний, легкость нарушения этих обещаний и вообще пренебрежительное отношение к недавнему союзнику, переставшему быть полезным».

В своем определении отношения к России наших союзников после Бреста П. Н. Милюков был прав.

Продолжая войну с Германией, союзники пытались произвести на русской территории стратегическую диверсию, пользуясь услугами местного населения, не считая уже никакую Россию своей равномерной союзницей. Проф. сэр Бернард Пэре [217], лично бывший в России во время Гражданской войны и интервенции, в своей книге «Россия», изданной в 1940 году, дает очень точное определение смысла союзной интервенции.

«Большое число русских офицеров, воспринявших брест-литовскую капитуляцию как позор, предлагали свои мечи союзникам, как, например, адмирал Колчак… Должны ли были союзники примириться с падением России или приветствовать такую помощь — об этом современный читатель может судить по таким современным примерам, как попытки захвата или уничтожения французского флота (после падения Франции. — АЖ.)и та поддержка, которая с радостью была оказана генералу де Голлю [218]. Большевики, несомненно с германской помощью, совершили переворот и разогнали Учредительное собрание. Брест — Литовск разрушил восточную стену окружавшей Германию блокады, и союзники приветствовали всякое усилие, направленное к восстановлению Восточного фронта. Вот почему тогда шли в ногу гражданская война и интервенция, и вот почему нельзя судить об этих событиях с точки зрения психологии послевоенного периода».

То же самое, другими словами, пишет об интервенции Ллойд Джордж в своих мемуарах о мирной конференции.

Выходит так просто! Отдельные военачальники, группы офицеров, стыдясь капитуляции в Брест — Литовске, предлагали свои мечи союзникам. Союзники этими мечами пользовались, пока было нужно. По словам Ллойд Джорджа, в палате общин эти мечи «много содействовали триумфу союзников». Но так как триумфу союзников после Бреста содействовали белые армии, созданные по инициативе самих союзников (at our instigation), то Россия здесь была ни при чем! Триумфальная для наших союзников мирная конференция в Версале началась и кончилась без всякого участия России, и об одеждах ее бросали жребий, как о стране побежденной.

Все это построение об участии России в борьбе с Германией после Бреста было очень удобной для Запада легендой, — но все- таки только легендой.