Были, конечно, отдельные офицеры, предлагавшие свои мечи, — одни союзникам, другие немцам. Эти готовы были служить ландскнехтами у кого угодно. Но это были отдельные ничтожные люди. Не они создавали на «союзные средства» русские армии после Бреста. Вожди белой армии на Юге России — генералы Алексеев, Корнилов, Деникин — были моими непримиримыми врагами. Тем легче мне сказать о них правду, их обеляющую от обвинения в службе иностранным интересам. В самые первые недели после захвата власти Лениным они бежали на Дон и на Кубань. Тут к ним стала стекаться офицерская и студенческая молодежь для борьбы «за родину и честь России». Из небольших отрядов выросла армия без всякой иностранной денежной помощи. Она создавалась русскими силами и русскими средствами. Впоследствии руководство Добровольческой армией попало в руки реакционных политиков и она стала, по словам П. Н. Милюкова, по своим целям классовой армией, защищающей помещичьи интересы. Но и став контрреволюционной, она — даже после того, как она стала получать техническую помощь от союзников, — не была все же армией иностранных наемников. Содействуя триумфу союзников, Добровольческая армия глубоко верила, что этим она приближает час восстановления единой России. Армия адмирала Колчака также не была вызвана к жизни волей Лондона и Парижа. Колчак действительно был ввезен в Сибирь союзниками. Но и он ландскнехтом не был. К тому же, когда он приехал, вооруженная борьба с германо — болыневиками на Восточном фронте, за Волгой и на Урале, в Сибири, была уже в полном разгаре.
Ленин правильно сказал: Гражданская война — триумф советской власти! После разгона Учредительного собрания и в особенности после Брест — Литовска неорганизованное сопротивление захватчикам власти быстро стало превращаться в широкое, активное движение народных масс.
Летом 1918 года не только без всякой помощи союзников, но еще и до их прихода диктатура Ленина была свергнута почти во всей Сибири, на Урале, в областях Уральского и Оренбургского казачьих войск, в Заволжье и на Средней Волге с городами Самарой, Симбирском и Казанью.
Обычно это движение отождествляют с вооруженным столкновением с большевиками чешских войск, созданных в России после падения монархии. Чехи, мол, освободили Поволжье и Сибирь» а затем появился адмирал Колчак, «предложивший свой меч союзникам» завершать их дело. Настоящая история борьбы на Волге, на Урале и в Сибири совсем другая.
Ко времени заключения сепаратного мира на русском фронте было около 40 тысяч автономного чешского войска. Это войско никакого участия во внутренней борьбе России принимать решительно не хотело. Чехи стремились уйти как можно скорее из России на французский фронт продолжать борьбу за создание независимой Чехии. Председатель их Национального совета Т. Масарик
[219]вступил в соглашение с советским правительством о беспрепятственном пропуске чешских войск с оружием во Владивосток. Согласие было дано. Начался исход. И началась двойная игра большевиков с чехами. Уже прорываясь с фронта через Украину, чехам пришлось сдать часть оружия большевистским властям. В мае чешские войска отдельными небольшими эшелонами были разбросаны по всей железнодорожной магистрали от Пензы в центре России до Владивостока. Представители союзников в Москве настаивали на скорейшем пропуске чехов. Германский посол граф Мирбах требовал их разоружения и задержки в России. Придравшись к мелким недоразумениям между чехами и местными большевистскими властями, Троцкий, как комиссар по военным делам, издал приказ об остановке чешских эшелонов и об их разоружении. Мирный исход на родину превратился в вооруженную борьбу за право прорваться на родину.Чехи были отлично дисциплинированы, показали себя на русском фронте превосходными солдатами, были проникнуты глубоким патриотизмом. Однако при всех этих качествах 40 тысяч солдат, разбросанных небольшими пачками по железнодорожной линии в несколько тысяч миль длиной, не могли бы ни освободить две трети России, ни спастись сами, если бы не встретили помощи и поддержки от местного населения.
И эта помощь была оказана, так как восстание чехов послужило лишь сигналом к открытому выступлению — даже несколько преждевременному — всех местных русских организаций. Внутри России и в Сибири уже несколько месяцев готовились к вооруженной борьбе с большевиками — за свободу и с немцами — за Россию.