Как я уже писал, весь план похода на Петербург был построен на детском расчете: действовать против Временного правительства, убеждая полки, что корпус идет на помощь Временному правительству против большевиков. 28–29 августа этот обман генерала Корнилова строевые казаки обнаружили. Из Петербурга в Лугу пришли газеты, где были напечатаны и мои приказы, и соответствующие воззвания Советов. Кроме того, в Дикую дивизию приехала из С. — Петербурга особая мусульманская депутация во главе с членами Государственной думы и муллами. Дело Корнилова — Крымова было кончено: выбранные представители от всех полков 3–го конного корпуса явились в помещение местного Совета с заявлением:
Сейчас же о такой бескровной победе было протелеграфировано мне в Петербург. Гвардии полковник Воронович
[102], председатель местного Совета, просил принять меры для скорейшего ареста генерала Крымова [103].Помощником начальника моего военного кабинета был в то время полковник Генерального штаба Самарин, близкий к Крымову человек. На всякий случай дав ему, Самарину, подписанный приказ об аресте Крымова, я просил полковника сейчас же на автомобиле отправиться в Лугу и убедить генерала Крымова немедленно приехать ко мне. Полковник Самарин должен был объяснить генералу всю безнадежность дальнейшего сопротивления и всю смертельную его опасность для армии.
28 августа утром генералом Крымовым был издан (за номером 128) весьма боевой приказ по Петербургской армии «особого назначения».
К вечеру того же дня он был уже без армии, а 30 августа генерал Крымов незаметно от крайне против него возбужденных казаков 3–го корпуса, на автомобиле, присланном военным министром, уезжал в Петербург втроем, с полковником Самариным и с начальником своего штаба генералом Дидерихсом
[104].К утру 31 августа все было уже кончено: в четыре дня открытое восстание Верховного главнокомандующего было подавлено без одного выстрела, без одной капли человеческой крови.
Кровь полилась теперь… Много крови, крови бессмысленно пролитой.
Самоубийство генерала Крымова
31 августа около полудня в мой кабинет, где четыре дня тому назад я слушал ультиматум генерала Корнилова, входили генерал Крымов, его начальник штаба генерал Дидерихс и полковник Самарин. В кабинете, кроме меня, был помощник военного министра генерал Якубович и главный военно — морской прокурор Шабловский
[105].Началось объяснение.
— Генерал, в каком качестве вы оказались в Луге? — задал я генералу Крымову первый вопрос, так как для меня, военного министра, генерал Крымов был командующим 11–й армией на Юго- Западном фронте.
— В качестве командира Петербургской «особой армии».
— Какой?!
— Предназначенной действовать в районе Петербурга.
Ничего подобного Временному правительству не было известно, и официально никакой «петербургской особой армии» в природе не существовало. Я обернулся к моему помощнику, генералу Якубовичу:
— Вам, генерал, известно что-нибудь по этому поводу?
— Ничего. Вообще в министерстве никаких сведений об этой армии нет.
Наступило напряженное молчание. Все стояли. Генерал Крымов — через стол против меня. Налево от меня невдалеке, опираясь на стенной библиотечный шкаф, стоял главный военно — морской прокурор. Направо, к середине кабинета, высилась фигура тучного генерала Якубовича; глубже, в стороне, направо от него, насторожившись стояла невысокая, сухопарая фигура генерала Дидерихса, рядом с Самариным.
Не знаю, сколько продолжалось это молчание: секунды или минуты. Казалось оно очень долгим. Заговорил сам генерал Крымов. Он стал объяснять официальную цель нахождения войск 3–го корпуса в Луге. Выходило все очень по отношению к Временному правительству благонадежно: шли войска по требованию военного министра; шли в распоряжение Временного правительства и затем неожиданно были остановлены.
Мы все слушали. Я смотрел в упор на генерала. Вдруг он замолк. Опять воцарилась тишина.
— Впрочем, — внезапно меняя тон и как-то решительно обратился ко мне генерал Крымов, — вот мой приказ.
И он протянул мне вчетверо сложенный лист бумаги. Я стал читать. Это был приказ генерала Крымова за № 128 от 28 августа.
Передавая этот документ мне, генерал Крымов открыто и честно, бросив всякую игру в прятки, признал себя участником заговора.
Я тут же передал этот документ в руки главному военно — морскому прокурору, которому было поручено вести следствие по делу о восстании генерала Корнилова. О несуществующем восстании большевиков в Петербурге генерал Крымов объявил в своем приказе согласно указанию, полученному им от генерала Корнилова.