Потерянная рукопись Глинки

Спускались медленно. Спускаться по винтовой лестнице было еще более головокружительно, чем подниматься.

– Кто тут живет, те, конечно, привыкли, – посмеивался Потапов. – А посторонним волнительно.

– Да тут сейчас Ира одна и живет, – кивнула спутница. – На втором этаже, во всяком случае. На площадке всего две квартиры, и соседи не живут здесь. Пустая квартира пока.

Сели в этот раз на Блонье, возле памятника Глинке: на этой площадке обычно народа немного, и сейчас пустынно было, тихо. Листва слегка шевелилась, но бесшумно. Композитор за резной, изображающей ноты оградкой, наклонив голову, прислушивался к одному ему слышной мелодии. Лавочка, на которую присели наши герои, располагалась в тени, и некоторое время они отдыхали от жары и движения – просто сидели.

– Какое у вас впечатление от разговора, Порфириий Петрович? – спросила наконец Леля.

– Не все она говорит! – сразу же, не раздумывая, ответил Потапов. – Что ж такое? Оба – и она, и Славик – не все говорят… Хотя ведь, похоже, дело чистое! Если болела она, то и смерть понятна.

– Да, мне тоже так показалось, – Леля кивнула. – В том месте, где сказала, что не знает, почему Даше Олег этот разонравился… Знает она, конечно. Но тут хоть понятно, Порфирий Петрович: это же личная жизнь. Она не хочет личную жизнь умершей подруги ворошить – такого отношения порядочность требует. Так что Иру я как раз понимаю.

– Она не с кумушками на скамейке беседует! – резко обрубил бывший участковый. – Тут о возможном убийстве речь идет. Хотя, когда о сердечной болезни говорила, она, кажется, не врала. И это лыко в ту строку, что сама девушка умерла, естественной смертью. Жалко, конечно, ее, но тут уж хоть без внешних вмешательств. Может, лекарство не приняла вовремя. Или, наоборот, снотворное выпила, а при сердечных болезнях это опасно. Надо будет, конечно, и других про Дашину болезнь расспросить. Может, и в поликлинике карточку посмотреть, но это уж Полуэктова дело. Нам не дадут. Знаете, схожу-ка я сейчас к Полуэктову, поговорю с ним. Тут есть уже резоны дело закрывать. А может, узнал он что-то сам за это время.

Глава 11. В лапах у нечистой силы

Как человек творческий, с развитым образным мышлением, Глинка был склонен к мифологическому восприятию жизненных событий. Он верил в приметы, в особое значение дат и праздников. Екатерину Керн он встретил, например, на третий день Пасхи и понял сразу, что она светлый ангел, посланный ему в эти святые дни. «Я поражен… Я не ожидал…» – сказал он в ту первую встречу, и это было не только признание ее необыкновенности, но и восторг от неожиданного подарка судьбы.

А через несколько месяцев, в августе 1839-го, вокруг него стали собираться тучи, и проявилось это, конечно, в череде недобрых примет. То при выходе из кареты на него набросилась черная собака, показавшаяся ему символом нечистой силы, то во время игры в карты на столе горели три свечи, что, по народным поверьям, предвещало недоброе. При гадании на картах ему выпадала пиковая масть. Он ждал плохого, и оно произошло…

25 августа 1839 года в Петербурге внезапно скончался младший брат Михаила Андрей. Болезнь развивалась стремительно: буквально за три дня «воспаление кишок» перешло в смертельный «антонов огонь».

Семья Глинок была очень дружной. Чтобы пережить горе вместе с матушкой, Михаил и его сестра Маша Стунеева поехали в Новоспасское.

В усадьбе, несмотря на переживания, он наслаждался красотой осенней природы, вел идиллический образ жизни среди близких, горячо любящих его людей.