Потерянная рукопись Глинки

Даже слуги были не на его стороне! Его камердинер Яков, крепостной из Новоспасского, выговаривал ему:

– Что же вы, барин, делаете губление своей души и таланту.

Горничная жены, тоже глинковская крепостная, шпионила для нее!

Близкие опасались дуэли, однако сказанные когда-то в запальчивости слова: «Хотя я не думаю быть умнее Пушкина, но из-за жены лба под пулю не подставлю» – оказались не случайными. Он и в сравнении с тургеневским Лаврецким, сознательно принявшим все испытания и тяготы на себя, оказался более расчетлив. Ненависть к жене была сильна, он не собирался страдать ради ее счастья. Возникшая еще в Новоспасском идея добыть доказательство виновности Марьи Петровны не оставляла его. Это сделало бы вероятным развод на условиях его полного оправдания: он приобретал возможность жениться вновь, а она получала наказание в виде запрета вступать вторично в официальный брак.

Застать супругу с любовником у него не получилось. Подслушанный разговор тещи с горничной не давал ничего – кроме собственной уверенности в ее вине (а доказательств, пригодных для суда, не было).

Разыгрывался глубоко ранящий эстетическое чувство и самую душу композитора, отвратительный ему и почти детективный сюжет – с вовлечением слуг, с тщательно выстроенными интригами. Но остановиться он уже не мог. Он чувствовал себя плотно зажатым в лапах дьявола.

Глава 12. Телефон и другое: у полиции возможности больше

«Как бы не ушел он уже… – думал Потапов, быстро шагая в сторону Управления внутренних дел. – Загляну все ж. Если ушел, вечером с ним созвонюсь».

Пока по Блонью шел, было еще ничего – деревья от солнца прикрывали. А вышел на асфальт – жарко стало. Повырубили в Смоленске деревья, а какой зеленый раньше был город!

«Понасадили тую, – зло думал Потапов. – Как на кладбище. Ни тени от нее, ничего. Одна печаль. И зачем они это делают? Стóит это дерево денег больших, а толку от него никакого».

Не то чтобы бывший участковый милиционер был ретроград, но сейчас, шагая под нещадно палящим солнцем, он злился. Вот наконец и здание Управления полиции. Пропуска у бывшего участкового, ныне пенсионера, не имелось, сержант на вахте был ему не знаком.

– Полуэктов здесь? – спросил он. И получив утвердительный ответ, добавил: – Скажите, Потапов пришел, поговорить надо по важному делу. Пусть пропуск выпишет.

Полуэктова он помнил совсем молоденьким пареньком – тот у него на участке практику проходил, когда только начинал работать. Давно, конечно, в милиции еще.

Пока улаживалось с пропуском, глядел на кипящую в вестибюле управления жизнь.

– Проходите, гражданин. Майор вас ждет! – наконец обратился к нему сержант.

Майор был в кабинете один.

– Присаживайся, Петрович! – пригласил он. – Что-нибудь случилось у тебя или ты просто так зашел?

Потапов изредка заходил к нему, и, конечно, всегда не просто так.

– У меня, слава богу, ничего не случилось, Анатолий, – ответил он. – А пришел я спросить тебя, что там по делу Дарьи Леоновой. И сам тебе сообщить хочу кое-что по этому делу – возможно, и новое. Как ты считаешь: был там состав преступления? Прояснилось что-нибудь за день?

– А ты почему этим делом заинтересовался? Знакомая, что ли? Через внука, наверно?

– Через внука, – не стал финтить Петрович. – Только девушку-то саму он не знал, а знает немного по работе Станислава Зайцева.

– А-а-а, – протянул Полуэктов. – Ну, успокою тебя, что Зайцев виновен очень маловероятно. Подписку взяли, потому что он потерпевшую нашел. Обнаружилось к тому же, что он фигурирует среди звонивших ей – не вчера, правда, а за день до ее гибели: мы телефон Леоновой посмотрели. Но тут понятно – позвонил, что зайдет.