Потерянная рукопись Глинки

После его ухода Леля загрустила: даже не успела она эти ноты как следует рассмотреть, вспомнить, уже не говоря о том, чтобы сыграть. Подумала-подумала и решила позвонить Вере Фогельсон – той однокласснице, которая ей ноты отдала еще в молодости, в семидесятые годы. Может, Вера что-нибудь помнит о них. Откуда они у нее-то взялись, если она не играет? Сама Леля смутно помнила что-то про родственника. Какой-то родственник отдал Вере ноты или приятель, Леля уже забыла. Что за человек? Может, он жив? Может, что-либо знает про эти ноты? Может, сам их писал, в конце концов!

Телефон искала долго: редко они с Верой перезваниваются. И вообще, в городе ли она, лето ведь. Она еще в прошлом году работала, так что летом могла поехать в отпуск.

Но Вера взяла трубку быстро. И голос был тот же, не изменился.

– Леля? – спросила она сразу.

– А я думала, ты меня не узнаешь!

– Голос тот же, – возразила Вера.

Леля засмеялась.

– И я твой голос узнала! А давай встретимся и проверим визуально – изменились ли. Ты ведь в отпуске?

– Да, в отпуске! Конечно, можно встретиться. А где?

«Значит, Верка еще работает…» – грустно подумала Леля. Сама-то она год назад окончательно на пенсию ушла.

Вера преподавала русскую литературу в университете. Вначале она, помнится, долго устроиться не могла. Но потом защитила диссертацию – и смотри-ка, до сих пор работает.

– Можно у меня. А можно в парке посидеть.

– Давай встретимся возле почты и погуляем или в парке, или на Блонье! Я на воздухе мало бываю, хотя и отпуске, надо больше гулять.

Они подошли к почте одновременно. Помахали друг другу рукой издали.

– А ты боялась, что не узнаем друг друга!

– Если б со школьных лет, так и не узнали бы. А мы ж хоть два-три раза в год да пересечемся где-нибудь.

Леля тяжело вздохнула: со школьных лет могли б и не узнать, это правда. А как быстро время пролетело!

На Блонье в этот час было довольно много народа – люди шли с работы.

Они решили просто посидеть в «Русском дворе» – столики были накрыты на открытом воздухе, под деревьями, и народу там было немного, можно поговорить. Взяли блинчики, чай… Когда обменялись новостями об одноклассниках, Леля перевела разговор на семидесятые годы. Вера стала рассказывать, как работала в техническом НИИ, это до аспирантуры еще было, а Леля вовремя вставила:

– Ты мне тогда еще ноты старинные подарила. Кажется, кто-то из научных сотрудников тебе их дал. Помнишь ноты?

Вера вытаращила глаза.

– Нет! – удивилась она. – Это не из сотрудников. Я в том НИИ и не знала никого толком, кроме девчонок из нашего отдела. А ноты помню, конечно. Кстати, ты не узнала, что за ноты?

– Узнала, конечно, хотя не совсем точно еще. Похоже, что это записи хормейстера Тенишевой Николая Бера, конец девятнадцатого века. Он записывал цыганский фольклор, это известно. А ноты показывают, что еще и обрабатывал, то есть и композиторской деятельностью занимался. Но почему они в Смоленске оказались, ведь Бер жил в Починке Ельнинского района и в Талашкине!

– Леля, так ведь в Смоленск их я привезла! Мне ноты отдал двоюродный прадед незадолго до своей смерти. Тогда же, в семидесятые. Только жил он не в Починке и не в Талашкине. Но в том же краю, неподалеку. В Шаталове! Мои предки со стороны мамы происходят из Шаталова. Совершенно простые, неграмотные крестьяне. И почему-то у них на чердаке завалялись эти ноты! Вот загадка! Дед Матвей – так его все родственники звали – отдал их мне, потому что не знал, что с ними делать. И он сам не знал, почему его отец их хранил. Ведь, конечно, мои деревенские родственники от музыки все были далеки. Куда уж им! Неграмотные, читать не умели. Какие ноты! Дед Матвей думал, что в городе мы скорее узнаем, что это за ноты, поэтому мне их передал. А я тебе отдала, потому что ты музыкальную школу окончила и умеешь играть. Я про Бера даже не слышала. Почитаю теперь, сегодня же посмотрю в интернете. Интересно, почему ж у моих предков эти ноты оказались?! И ведь хранили, даже в войну не сгорели они, к счастью. Прадедов дом уцелел в войну.

– А как фамилия этого деда Матвея, что отдал тебе ноты?

– Зябрин! Матвей Зябрин. Он был родным братом моего прадеда, Василия Зябрина, младшим. Прадед раньше умер, еще до моего рождения. Может, он бы и помнил про ноты… Никого уже из старших родственников не осталось, а молодые не знают, конечно.

Глава 30. Разговор на природе