Кроме Кэти, любимым собеседником Мерри был Амброз, который иногда посещал дом патера О’Брайена, где мама убиралась по воскресеньям. Амброз начал учить ее грамоте еще до того, как она пошла в школу месяц назад. Она не знала, почему ее всегда направляли для уборки в доме священника вместе с матерью, но ничуть не возражала против этого. В сущности, ей очень нравилось это занятие. Некоторые ее лучшие воспоминания были о том, как она сидела перед очагом и уплетала маленький круглый пирог, только что вынутый из печи, наполненный клубничным джемом и чем-то сливочно-белым, сладким и вкусным. Теперь, став постарше, она уже знала, что такие пирожки называются пшеничными булочками. Пока она ела, Амброз разговаривал с ней, хотя ей было трудно отвечать, ведь рот был набит хлебом, а Амброз не одобрял разговоров за едой. В другие разы он читал ей сказку о принцессе, которая проспала сто лет и проснулась от поцелуя принца.
Амброз был очень добр к ней, но она не знала почему. Когда она спросила отца О’Брайена, кем он ей приходится и почему ей разрешали обращаться к нему по имени, а не называть его мистером Листером, тот надолго погрузился в раздумье.
– Наверное, можно назвать его твоим крестным отцом, Мэри.
Она не захотела спрашивать, что такое крестный отец; Амброз не был похож на Бога или на ее собственного отца. У него были круглые совиные глаза за толстыми стеклами очков и вихры светлых волос на голове, их, правда, было куда меньше, чем у папы или у отца О’Брайена. Он был гораздо ниже их обоих, но его лицо всегда было оживленным и не таким серьезным, как у них.
Отец О’Брайен как будто прочитал ее мысли, поскольку улыбнулся и добавил:
– Считай его своим особым защитником на этой земле.
– Ох. А у моих братьев и сестер тоже есть такие защитники?
– Да, у всех есть крестные, но поскольку Амброз может давать тебе больше, чем другим, тебе лучше хранить это в секрете, не то они будут завидовать.
– Но мама все знает, да?
– Да, и твой отец тоже. Так что можешь не беспокоиться, все хорошо и правильно.
– Понимаю, – с серьезным видом кивнула она.
На последнее Рождество Амброз подарил ей книжку, но там не было никаких слов, только разлинованные строки, где Мерри могла упражняться в написании букв и составлении слов. Амброз сказал, что ошибки не имеют значения, потому что он все исправит и она будет знать больше.
Она запустила руку под матрас и вытащила книжку. Свет был очень тусклым, но Мерри привыкла к этому.
Обложка была гладкой и шелковистой на ощупь, и Мерри это нравилось. Но когда она спросила Амброза, из чего изготовлена обложка, он ответил, что это кожа от коровьей шкуры. Ответ казался бессмысленным, поскольку те коровы, с которыми Мерри была знакома, имели шерстистую шкуру, заляпанную грязью.
Раскрыв книжку, Мерри достала карандаш на шнурке, прикрепленном к корешку, и обратилась к последней исписанной странице.
Мая симья
Элен: 16 лет. Любит камандовать. Целуется со своим дружком.
Джон: 14 лет. Памагает папе. Любит каров. Пахнет каровами. Мой любимый брат.
Нора: около 12 лет. Ничего не любит.
Кэти: около 8 лет. Моя лучшая подруга. ОЧИНЬ красивая, ни памагает мне с Биллом.
Я: около 6 лет. Любит книги. Ни очинь красивая. Называют Мерри, потому что ЧАСТО смиюсь.
Билл: 2 года. Ваняет.
Новый малыш: еще нет.
Мерри подумала, что ей стоит что-нибудь написать о родителях. Она очень любила их, но мама вечно была так занята стиркой, готовкой и приготовлениями к рождению новых детей, что с ней было трудно обсуждать вопросы, приходившие на ум. Каждый раз, когда мама видела Мерри, она давала ей очередное поручение, вроде подкладывания свежей соломы для свиней или сбора капусты на ужин.
Что касается папы, он всегда находился на улице, да и в любом случае не имел склонности к разговорам.
Папа: работает ОЧИНЬ много. Пахнет каровой.
Мерри подумала, что это выглядит не очень красиво, и добавила:
ОЧИНЬ симпатичный.
До начала учебы в школе любимым днем недели у Мерри всегда был понедельник, когда они с мамой отправлялись в дом священника. Они разговаривали о всевозможных вопросах (Мерри знала, что братья и сестры считают ее болтушкой, но вокруг было слишком много интересных вещей). Мама иногда целовала ее в макушку и называла «моей особенной де вочкой».
Мама, – аккуратно написала она. – ОЧИНЬ красивая и добрая. Я ОЧИНЬ люблю ее.
Пока она убиралась в доме священника, мама хлопотала вокруг и бормотала под нос насчет миссис Каванаг. Дома мама называла ее старой вороной, но Мерри строго запретили повторять эти слова за пределами семьи, даже если миссис Каванаг была похожа на старую ворону. Каждый раз, когда Мерри видела ее на мессе по воскресеньям, восседавшую на передней скамье и обводившую прихожан неодобрительным взглядом, она казалась ей большой черной птицей. Отец О’Брайен сказал, что Мерри не нужно бояться ее. Миссис Каванаг убиралась в доме священника каждый день, кроме понедельника, и жаловалась всем, кто хотел ее слушать, что мама плохо справляется с работой. Конечно, это не радовало маму.