Потерянная земля

На секунду он пожалел, что не бывать ему настоящим священником. Так, пустышка, картонная декорация, у которой почему-то получается проводить примитивные обряды… а за экзорцизм браться — кишка тонка. Одержима ли она демоном? Он никогда не мог решить этого. Слишком страшно и непонятно то, что с ней происходит. Может быть и демон. Все возможно в свихнувшемся мире… Не ему об этом судить, священнику с безупречным партийным стажем. Алкоголику. Трусу и предателю.

Анатолий, Толик, пока сюда не попал да живых покойничков не увидел, вообще верил только в линию партии. Да и сейчас — не верит. Знает — а это совсем другое дело…

Слава богу, первыми наши пришли. Без полка и армии, с бору по сосенке по фронтам надерганные и непонятно как сюда попавшие. Общее у них было только одно — все погибли на поле боя. Не в лазарете от ран, не от сердечного приступа… кто-то из них и посоветовал — мол, попробуйте освятить порог, не ровен час — еще гости какие заглянут.

Как в воду глядел. Вскоре явились фрицы — и уж покуролесили от души. За первую ночь пятнадцать человек расстреляли — искали партизан… старательно не обращая внимания, что на настенных календарях шестидесятый год. Кому — просто нутро поотбивали, нескольких женщин изнасиловали… Эсэсовцы. Они на фронтах вперед не лезли, им и без того дел хватало.

На следующую ночь они уже не смогли войти ни в один дом. И основная в этом заслуга — его…

Он вздрогнул, сообразив, что на улице уже почти ночь; подхватил ведро и быстрым шагом двинулся в сторону церкви.

Инга закончила все домашние дела, налила чаю и села перед раскрытым окном. Комаров налетит… ну и черт с ними. На ночь спираль поджечь — и все в порядке.

Душа была не на месте, болела за ребят. За Вадика, в основном… она отхлебнула обжигающую заварку, задумчиво повертела в пальцах кругляш печенья. А ведь влюбилась, старая! Даром, что на вид как девочка, внутри-то усталость копится… ушли. Ну и правильно, что им здесь-то делать? Вдруг и вправду повезет, смогут выбраться… сама-то Инга давно бы смылась — но страшно. Не готова она поставить жизнь на кон. Хотя — какая это жизнь? Лагерь с персональными бараками и большим двором для прогулок. И срок — не пожизненный, а вечность. Когда-нибудь все совсем достанет — и она тоже уйдет. Не они первые рискнули — и не они последние.

Они ушли. Тимошка погиб. Снова совсем одна…

Ей стало жалко саму себя — и, чтобы не расплакаться, она стала судорожно искать, чем бы занять руки. А — нечем, все уже было переделано за длинные вечера.

Пришлось расплакаться.

… с бункером творилось что-то странное. Словно отматывали назад кинопленку…

Понемногу исчезала пыль, не спеша загорались давно перегоревшие лампы, трещины стен зарастали штукатуркой, линолеум разглаживался и приобретал первоначальный цвет…

Вадик был настолько поражен, что даже не попытался сдвинуться с места — он словно прирос к полу. Очнулся он только тогда, когда его дернули сзади за рукав.

— Ваши документы!..

Глава 4

И все равно, настроение было прекрасным. Даже — слишком прекрасным, хоть прячь… предстоящее объяснение не волновало вовсе, словно ему каждый день приходилось поступать наперекор воле этих страшных существ. Если бы так…

Валентин Александрович предупредил секретаря: его на рабочем месте нет. Нина непонимающе посмотрела ему вслед, сверля взглядом закрывшуюся дверь кабинета — что-то не то с начальством… А начальство выгребло все из шкафов и ящиков стола — и занималось уборкой. Накопилось хлама за полвека…

Валентин Александрович отправил в мусорную корзину все перья и запас чернил — остатки былой роскоши. Авторучкой писать удобнее, уже не раз убеждался, так ведь все равно цепляется за прошлое, за привычное.

Он поймал себя на том, что мурлычет под нос какой-то навязчивый мотивчик… ну-ка, ну-ка… ага! «Нас утро встречает прохладой…» Сто лет не вспоминал.

Валентин Александрович плюнул, бросил уборку и отошел к окну, оставив разоренные полки и груды хлама, в основном бумажного. Отчеты по выработке двадцатилетней давности. Кому они нужны? Уж точно — не ему…

За окном ничего интересного не нашлось. Все те же заросли… год от года кустарник разрастался, взрослел на глазах человека. Возникло отчетливое желание облить все бензином — и кусты, и контору, чиркнуть спичкой…

А что потом? Да бегать кругами, визжа от радости. Еще и орать — «гори, гори ясно!!!»

Ильич со стены смотрел удивленно. Всякого он навидался, но таким своего подопечного еще не видел.

— Чего уставился? — с угрозой в голосе пробурчал председатель. — Психов ни разу не видел?.. Смотри! — Через несколько минут у вождя мирового пролетариата усы стали гуще, превратившись в гипертрофированное подобие гусарских, бородка — длиннее; подумав, Валентин Александрович пририсовал маркером картуз, вдел в ухо серьгу и снабдил святыню недокуренной беломориной. И отступил, любуясь на содеянный акт вандализма.

Совсем под старость лет крыша съехала…