Потерянная земля

Рот наполнился соленой крошкой зубов — и Вадик все ждал, что потеряет сознание, но оно, как издеваясь, оставалось ясным. Дыхание вырывалось с хрипом, что-то булькало и клокотало в горле. Нос все-таки сломали, голову прошил раскаленный лом боли — и сразу же добавили, уже по сломанному. Вадику показалось, что ему оторвали голову — но нет, просто кто-то попал в гортань. Может быть, тот же ублюдок, который долго ломал ему нос. Хрустнула спина — и по всему телу прокатилось онемение.

«Это — конец» — чуть ли не с радостью подумал Вадик, соскальзывая в черную бездну болевого шока. — «Слава богу, дождался»…

* * *

Увы, не дождался. Вадик долго думал, и, все же, решил, что это — не смерть. Исходя хотя бы из того, что он все еще думает. Да и долго ли, коротко ли — некому было подсказать, потому что никого рядом не было. Да и не было никаких зацепок, по которым обычно определяется течение времени. Не капала на кухне из крана вода, не тикали часы, не билось сердце и не поднималась ритмично грудная клетка. А ее, вроде как, и не было…

Почему-то, сразу вспомнился рассказ Руслана.

Все равно, как если бы Вадика высадили в центре пустыни, дали карту — но не дали компаса. И солнце отняли, и звезды — что-то такое было еще в школе, на астрономии, как, мол искать полярную звезду. Ну чего уж там, до кучи — еще и тело отняли.

Не было вообще ничего в личной вселенной Вадика. Только сознание. Он не мог даже сказать — во тьме; нечем было эту тьму воспринять. Он попытался, было, считать до сотни, потом обратно — но мысли, лишенные нейронов, разбредались и ленились. Ну вот и ладно, он заслужил выходные. Устал он…

Наверное, тьма все же была — мрачное холодное нечто обволокло сознание Вадика, затормозило мысли. Опять же, холод ему было просто нечем воспринять, но он знал, что его кокон холодный. И — темный.

Напоследок он еще понадеялся, что, все же — вот она, смерть…

Когда он «всплыл» в очередной раз, то первым делом подумал: классического «света в конце тоннеля» не было. Вот не было — и все тут. Может, его со служебного входа впустили?

Но никуда его не впускали. Он и не уходил никуда, если только — ненадолго, прогуляться. Как ни странно, боли не было — но свое тело он чувствовал. Чувствовал слабо, как под отходящим наркозом; но в том, что оно было, сомневаться не приходилось.

И его обмывали. Наверное — готовили к погребению. Вадик попытался, было, хоть как-то дать понять — он еще живой, рано его закапывать, но почти сразу же провалился в багровый туман забытья.

На этот раз — багровый. Все хоть какое-то разнообразие. И — снова вечность без ориентиров и времени… Багровое медленно сменилось черным…

Сквозь сон, нормальный, обычный сон, до него донесся голос.

— … не боишься? — голос доносился до него вполне отчетливо, несмотря на то, что говоривший старался вести себя как можно тише. Ответа Вадик не разобрал. — Ох и рисковая ты баба… Смотри сама, не мне тебя учить. Как бы не спалили вас ночью…  — Снова пауза. — Да ты что, глупая! Ты же знаешь, я всегда за тебя первый пойду!.. — Мужской голос притих, а потом вдруг добавил — И за него — тоже. Он хоть что-то сделать пытался…

Вадик попытался проснуться, хотя бы — открыть глаза, но его утаскивало на глубину, как щепку в водовороте; он уносился все дальше, в темные подземные коридоры, по которым обязан был мчаться наперегонки со временем. Все бы ничего, но под ногами мешались разбросанные в беспорядке иссохшие трупы, он спотыкался об них, и каждый раз едва не падал. А где-то по маслопроводу уже гнало вместо ровного упругого масляного потока пузырящуюся радужную пену…

Коридор шел полого вверх.

Тел становилось все больше, тонкие кости хрустели под ногами, в воздухе за ним оставалась взвесь праха. Черное облако в таком же черном кишечнике коридора. Он уже бежал по телам… нога застряла в чьей-то грудной клетке — и он шлепал этим чудовищным ботинком — на удивление легким; он опаздывал, проигрывая забег, на который поставил жизнь.

Вадик не отделял память от сна.

Добежал, одна герметичная дверь, вторая — какие тугие запоры, снова короткая кишка коридора… он рванул запоры люка в конце аварийного тоннеля — как тогда; и как тогда — осознал, что крышка не подается. Судорожные поиски замка — но его нет, в последний раз ключи понадобились еще в самом бункере, на техническом этаже… Там, внизу, он был уверен, что потерял их — и тратил драгоценные мгновения на истерику. «ОТКРЫВАЙСЯ, ТВАРЬ!!!»

И — как тогда, он надрывал жилы, толкая непослушную стальную плиту, начавшую все же со скрежетом проворачиваться на побитых ржавчиной петлях.

И когда, наконец, в щель между дверью и косяком дохнуло сыростью промозглого дня, он услышал, как его с невероятным ревом догоняют миллионы тонн земли, металла и железобетона; почувствовал себя кузнечиком в спичечном коробке, стоящем на платформе гидравлического пресса.