Потерянное сердце

Конечно, я спрашивал ее. В чем дело? Может, я сделал что-то неправильно? После первого месяца я так устал, что перестал спрашивать. Это убивает, когда вижу, насколько она отстранена от нас — от Гэвина. Я читал об этом, и кажется понял в чем дело, но она убеждала меня, что у нее нет послеродовой депрессии. Всегда ли женщины понимают, когда с ними происходит такое? Признать проблему трудно для каждого человека, не говоря уже о женщине, которая только что стала мамой. Я был осторожен, спрашивая ее об этом, но она оборвала меня, сказав, что это не так, и что она просто приспосабливается к этой новой жизни. Тем не менее, период ожидания просто кошмар для меня. Я будто прохожу по новому для нас родительскому пути в полном одиночестве. Через победы и неудачи. Через плохое и хорошее.

С Гэвином, сидящим в автокресле, я направляюсь к месту работы, которое, к счастью, находится всего в нескольких километрах от нас. Хантер ждет меня снаружи, потому что... ключи-то как раз у меня. Ой. Забыл об этом тоже. Эта бессонница затуманивает мой мозг. Хантер демонстративно смотрит на часы, показывая этим жестом, что я опоздал — и далеко не впервые. Но сменяет гнев на милость, когда видит, как я вытаскиваю Гэвина из машины. Улыбка расползается по его лицу, покрытому ночной щетиной — темной, с неожиданной примесью седины.

Мой старший брат постарел в возрасте тридцати одного года. Мы можем поблагодарить за это принцессу Олив — семилетнего ребенка, которая говорит и ведет себя, как пятнадцатилетняя, и она правит миром этого человека. Я думаю, что Хантер скучает по дням, когда его маленькая малышка спала в автокресле и ничего не говорила. Я называю это легким периодом, но когда Олив была ребенком, Хантеру было нелегко. Элли умерла через несколько минут после рождения ребенка, и он один воспитывал дочь. Наверняка о первых ее днях у него почти не осталось воспоминаний, во всяком случае тех, которые хотелось бы снова воскрешать в памяти.

Он из тех, кто живет одним днем, не нуждаясь в старых фотографиях или домашних видео. Каждому свое. Что бы он ни делал, чтобы выжить, я поддерживаю.

— Где мой маленький напарник? — шутливо рычит Хантер Гэвину.

Он забирает автокресло из моих рук, не спрашивая, почему я сегодня привез его на работу. Он мой брат, мы близки, и он знает, почему я делаю то, что делаю — это облегчает ситуацию, когда не хочу ничего объяснять.

— Можешь открыть? — спрашивает Хантер. Я достаю инструменты из грузовика и направляюсь к входной двери.

— Как сегодня Гэвин, нормально? Он вроде немного горячий. — Хантер ставит автокресло на подъездной дорожке и берет Гэвина на руки, одновременно прикладывая ладонь к его лбу.

— Я дал ему пива по дороге сюда, но когда мы вышли из дома, все было в норме, — шучу я. — Наверное, в машине было слишком жарко. Я волновался, что он мог простудиться.

Хантер частенько волнуется. На самом деле, это то, что он делает лучше всего. Я же жду, пока появится реальная причина для беспокойства. Это помогает мне оставаться в здравом уме.

Хантер заносит Гэвина внутрь и быстро устраивает его на нижней ступени.

— Мужик, хочу надеться, что он заснет, чтобы мы могли начать работу.

— Ковры могут подождать пять минут. Я не видел его уже две недели, и он так вырос.

— Вы с Шарлоттой уже должны завести себе маленького, — говорю я ему, зная, что это его проймет.

— Мы женаты меньше полугода, и на случай, если ты забыл, у каждого из нас уже до брака были дети. У нас две дочери семи и восьми лет. Это равнозначно тому, что у тебя пятнадцать детей.

Срываю пластик с рулона ковра, который ждет нас, и оглядываюсь назад.

— Вы двое нападаете на меня, будто у меня должно быть двадцать детей или около того... Да, вам стоит просто рожать каждый год, пока у нее не начнется климакс. Тогда вы уж точно никогда не забудете этот запах маленького ребенка или чудесные крики посреди ночи, о которых вы меня предупреждали. Через некоторое время Олив и Лана уже сами будут заботиться о малышах.

Ох уж этот милый плач... больше похож на завывание волков.

Хантер поднимает голову, и улыбка, предназначенная Гэвину, исчезает с его лица.

— Забавно.

После моих прозрачных намеков на то, что Гэвину пора бы уснуть, Хантер, наконец, кладет его обратно в автокресло и качает, пока глаза сына не закрываются.

— Он хороший ребенок.

— В течение дня, а вот ночью он превращается в оборотня. Поэтому, не позволяй этим ямочкам вводить себя в заблуждение, дядя Хант.

Пока ребенок спит, мы можем спокойно работать, избегая всех вопросов, которые Хант определенно задавал бы, если бы мы поменялись ролями. Он не расспрашивает, но, клянусь, это потому что он просто знает. Этот ублюдок знает все, и я не могу понять как. Хотелось бы мне иметь такую же интуицию, как у него.

Похоже, я хочу поговорить об этом.

— ЭйДжей, — начинает он, забивая гвоздь.

— Это долгая история, — отвечаю я.

— Можешь дать ту коробку с гвоздями? — продолжает он.

Ох.