Потерянные девушки Рима

Поэтому, найдя нужную клавишу, Маркус снова запустил программу. Холодный, безликий электронный голос опять произносил по слогам таинственные слова, правда теперь Маркус был в состоянии расшифровать их.

– он-не-та-кой-как-ты… ищи-в-пар-ке-вил-лы-гло-ри.

Эту часть послания Маркус уже знал. И, как он и предполагал, последовало продолжение:

– па-рень-об-ма-нул-те-бя… ско-ро-к-те-бе-при-дет-гость.

Второй фрагмент относился непосредственно к Федерико Нони и опосредованно – к Маркусу, который пришел к Дзини первым.

Но поразила его последняя строфа электронной кантилены.

– э-то-де-ла-лось… и-бу-дет-де-лать-ся… с. г. 925–31–073.

Поразила пророчеством – это делалось и будет делаться, – упоминанием кода, который относился к другому случаю попрания справедливости – 925–31–073, – а главное, двумя буквами, предварявшими последовательность цифр.

Смертный грех.

Теперь Маркус знал: есть место, в котором мир света встречается с миром сумерек. Там-то и происходит главное: в краю теней, где все разрежено, смутно, нечетко. Мы – стражи, призванные охранять эту границу. Но время от времени что-то прорывается в наш мир… Я должен изловить это и отправить обратно во мрак.

Тот, кто сводил вместе жертв и палачей, был пенитенциарием, как и он сам.

Год назад. Киев

– Великая мечта рухнула, когда мы променяли нашу целостность на чуточку консенсуса: легли спать с надеждой, а проснулись рядом со шлюхой, даже имени которой не могли вспомнить.

Одной этой фразой доктор Норенко описал «перестройку», падение Берлинской стены, распад Союза и даже появление нефтяных и газовых магнатов, новой элиты, безраздельно господствующей в экономике и политике. В общем, двадцать лет советской истории.

– Вот, взгляните сюда… – Он ткнул пальцем в первую страницу «Харьковского курьера». – Все разваливается на части, а они что пишут? Ничего. Тогда какой прок нам в этой свободе?

Николай Норенко искоса взглянул на гостя: тот кивал, вроде бы заинтересованно, но не сочувствовал инвективам психолога так, как ему бы хотелось. Потом заметил перевязанную руку собеседника:

– Говорите, вы американец, доктор Фостер?

– На самом деле англичанин, – отвечал охотник, стараясь отвлечь внимание собеседника от повязки на руке, куда его укусила юная Анхелина из психиатрической лечебницы города Мехико.

Офис, в котором они сидели, располагался на третьем этаже административного корпуса Государственного центра помощи детям, в западной части Киева. Из широкого окна открывался прекрасный вид на березовую рощу, уже расцвеченную красками рано наступившей осени. В убранстве офиса преобладал пластик, все было покрыто им – от письменного стола до стен. На одной из них еще хорошо различались три темных прямоугольника, расположенные в ряд. Там в свое время висели, должно быть, портреты Ленина и Сталина, отцов народа, и портрет очередного Генерального секретаря КПСС. В помещении стоял застарелый запах табачного дыма, пепельница перед Норенко полнилась окурками. Хотя психологу было чуть за пятьдесят, но из-за неопрятного, запущенного вида и сопровождавшего каждую его фразу нездорового кашля он казался много старше. Кроме бронхита, его точила обида, смешанная с унижением. Пустая рамка для фотографий на столике и простыни, сложенные в углу кожаного дивана, наводили на мысль о неудачно сложившейся семейной жизни. В прежние времена он, вероятно, пользовался почетом и уважением. Теперь же представлял собой грустную пародию на государственного служащего с окладом уборщика.

Психолог взял листок с фальшивыми рекомендациями, который охотник вручил ему, представляясь, и вновь пробежал его глазами:

– Здесь говорится, что вы – главный редактор журнала по судебной психологии, который издается в Кембриджском университете. Замечательно для вашего возраста, доктор Фостер, поздравляю.

Охотник знал, что такая деталь привлечет внимание, он хотел польстить раненому самолюбию Норенко и, кажется, преуспел. Тот, довольный, отложил листок:

– Знаете, это странно… До сих пор никто не приходил ко мне, чтобы навести справки о Диме.

Охотник вышел на Норенко благодаря доктору Флоринде Вальдес, которая в Мехико показала ему статью украинского психолога, опубликованную в 1989 году в каком-то малозначительном специальном журнале. В ней шла речь о случае одного мальчика, Димитрия Каролишина – Димы. Может быть, Норенко надеялся, что это исследование откроет перед ним какие-то двери, положит начало новой карьере, ведь все вокруг него неуклонно разваливалось. Ничего подобного не случилось. И вся история, вместе с ожиданиями и амбициями, так и оставалась погребенной в забвении вплоть до настоящего момента.

Пора было извлечь ее на свет.

– Скажите, доктор Норенко, вы лично знали Диму?