Потерянные души

— Тут ведь дело не в том, что он не хочет, чтобы мы пытались изменить будущее… Одни боги знают, каково было ему там, в прош-лом, видеть, как мечтавшие о солнце принесли на землю еще более черную ночь… Не забывай, ведь он — прямой потомок королевского рода, единственный, в ком сейчас течет кровь древних правите-лей. И, при это, он еще и Старший… На его плечах лежит груз па-мяти и ответственности, не сравнимые ни с чем иным, — Влас опустил глаза. — И, все же, в его словах, поступках я вижу и что-то иное. В последнее время мне все больше и больше кажется, что Черногор предвидит будущее.

— Ему было дано новое пророчество? Но почему он… — женщина осеклась, вспомнив, сколько бед принесло прежнее.

— Он хранит его в себе. Порою я вижу, какую боль причиняет ему это знание, как оно гнетет его.

— Мне ясно, что заставляет Черногора молчать. Ведь, зная будущее, даже не желая что-то изменить, понимая, что завтра нас ждет беда, подсознательно мы попытаемся избежать ее… Как бы мне этого ни хотелось, я понимаю, что не должна расспрашивать Старшего о том, что было ему открыто богами.

— Это все, о чем я прошу. Ему сейчас и без того нелегко… Ладно, отдыхай-те. Я и так отобрал у вас слишком много времени, — он засуетил-ся, спеша поскорее уйти.

— Влас, — он уже был на тропинке, когда Дубрава окликнула его. — Приходи к нам вечером. Мне будет очень приятно вновь уви-деть тебя. И приводи своих. Буду рада познакомиться с твоей же-ной…

— У меня ее нет, — ответил тот. — Я так и не обзавелся собственной семьей. Все было как-то не до этого… Но я не отказываюсь от приглаше-ния, — и он исчез за деревьями.

Пахнущая свежестью вода и густой, обжигающий пар бань-ки смыли дорожную грязь, которая еще миг назад, казалось, навеки пристала к коже. Пусть не долгий, но такой сладкий сон в мягкой чистой постели легко снял усталость, освободил глаза от оков красноты и немых слез усталости. Новая, подогнанная по фигуре одежда — длинные цветастые сарафаны-ласкали тело — не висела бесформенным мешком, прижимая своей тяжестью плечи к земле и под-нимаясь за спиной уродливым горбом.

Ближе к вечеру хозяйки засуетились, готовясь к приходу гос-тей. Впрочем, долго ли двум колдуньям установить в уютной беседке в саду стол и накрыть его? Дубрава наслаждалась этим уже начавшем забываться чудом — стряпней мясных и сладких пирогов, лепкой пирожных… А похвала собравшихся гостей — новых, но, как уже каза-лось, близких, вечно знакомых друзей-была ей лучшей награ-дой. С ними ей было легко говорить: все понимали друг друга с по-луслова, с полувзгляда. И даже вопрос вдруг встрепенувшейся Ивы:

— Ой, а как же там малышка, совсем одна? — вызвал лишь добрую улыбку на устах женщины, тронутой неподдельной заботой.

— С ней все в порядке. Домовой убаюкал ее песенкой, а если вдруг ей понадобится мое тепло, он позовет.

— Порой я жалею, что родилась не в колдовской семье, — вздохну-ла Ива, бросив робкий взгляд на сидевшего рядом с ней мужа. — Тогда многое сложилось бы по-иному.

— Кто знает, может, ничего хорошего из этого иного бы не вышло, — улыбнувшись, колдун обнял ее. — Нужно радоваться всему, что дается, ибо это — так много.

— Да, дорогая, — кивнула Дубрава. — Боги позволили тебе познать оба мира, они открыли тебе, и нам через тебя, великую тайну. В ней — наша надежда на будущее.

Вслед за вечером пришла ночь. Взрослые отправили детей спать, а сами еще долго сидели в саду, говоря обо всем, что так беспокоило их сердца — о жизни и смерть, прошлом и будущем. Было уже за полночь, когда они, наконец, разошлись, чтоб поутру встре-титься вновь.

Вернувшись домой, Дубрава склонилась над колыбелькой, в ко-торой сладко спала малышка. Слезы катились по щекам женщины, большими алмазными каплями падали на розовое детское одеяльце. Она не пыталась их унять. Это были слезы радости, ибо лишь за один такой день, за память о нем, колдунья была готова отдать долгие годы жизни. Но в слезах была и соль грусти, боль потери, которая навсегда останется в сердце, и которая особенно сильно ощущалась именно сейчас, в радости и покое. Женщина была призна-тельна богам за миг настоящего, не смела упрекать их за прошлое, боялась попросить открыть будущее. Сейчас ей так хотелось жить только одним мигом, зная, что счастье не продлится вечность, что немому времени милее заплаканные глаза грусти…

Глава 3

В зале совета Черногора ждал седой как лунь, худощавый ста-рик с глубоко впавшими серыми глазами. Колдуны смотрели на него с уважением, почтительно склоняя головы. Даже если бы среди них на-шелся тот, кто б не знал Велимира — старейшего из Старших, главу Совета, ему было бы достаточно заглянуть в глаза гостя, чтобы по-нять, какую власть имеет этот тщедушный и неказистый на вид человек.

Ожидая возвращения хозяина замка, гость сидел на низком стуле возле стены и, прикрыв глаза, отдыхал. Со стороны могло показаться, что он дремлет. Но старик был само напряжение. И стоило дверям отк-рыться, как он с удивительной для своего возраста легкостью и поспешностью вскочил: