— А кто их остановит? Предводители, которые вот-вот отправят-ся к праотцам, неимоверно счастливые, что жертву-ют собой во имя спасения своего народа? В общем-то, нам нет до них никакого дела, когда теперь единственная власть в мире — мы. И новообращенные обязаны подчиняться нам так же беспрекословно, как раньше выполняли волю своих вождей…
— Может быть, тогда не стоит их трогать? Предводители знают много больше простых колдунов. Это может быть нам на руку. К тому же, ведь для тех, кто не принял покаяние, они остаются правителями и могут заста-вить их сдаться на милость победителя.
— Риск должен быть разумным, — чуть заметно качнул головой пресвитер, — а милость знать меру. Их предводители — само исчадие ада. Они не околдованы властью демонов, но сами демоны. Никакое слово, никакой обет не заставит их подчиниться. Они просто притворятся, что смирились, дабы потом нанести нам удар в спи-ну. Да и простые колдуны не станут нас слушаться до тех пор, пока не будет разрушена цепь прежней власти, уничтожена звено за зве-ном.
Он умолк, позволяя продолжать секретарю конклава:
— Мы решили, что будет лучше казнить предводителей без лишне-го шума, во внутреннем дворе монастыря, в стороне от чужих глаз, ибо незачем колебать веру тех, кто только подходит к ней, и поб-лиже к очам бога, коий защитит нас, если в последний миг демоны вырвутся из умирающих тел, пожелав отомстить…
— Мы раз и навсегда покончим с древним врагом, грозившим уничтожением нашему народу. Мы спасем свой род, — продолжал пресвитер, — не прибегая для этого к чрезмерной жестокости, которая могла бы вызвать гнев бога и осуждение наших потомков. Ведь мы предоставили врагу возмож-ность выбора между жизнью и смертью — что может быть большей ми-лостью! — и те, кто отказались от нее, сами навлекли беду на свои головы… Воистину, сегодня великий день, который будут помнить в веках: День Покаяния и примирения!
Глава 5
Время текло медленно, словно воды тихой, спокойной реки, беззаботно позволив минутам сливаться в часы, складывая их в дни.
Где-то там, за лесной стеной проходили сонные, прощальные деньки поздней осени, которая торопливо срывала с деревьев послед-ние обрывки листвы. По ночам, пробуя силы, грядущие морозы, вры-ваясь на хвосте ветров, сжимали в немых объятьях землю, заставляя каменеть в страхе пред тем, что ждет впереди.
Но здесь, в колдовской деревне, все также царило беспечное лето, украшая свое платье новыми цветами, вплетая в золотые косы огненные ленты — лучи доброго теплого солнышка, которое, каза-лось, никогда не устанет делиться своим теплом и нежной заботой.
Несмотря на то, что Старший еще не вернулся, его присутствие чувствовалось повсюду: в спокойствии, наполнившем души, в надежде, что в будущем дне будет достаточно тепла, в откровении и понима-нии. И даже робкие, тихие разговоры, в которых то и дело прорыва-лись на волю тяжкие горькие мысли, казались отрешенными, похожими на зеркальное отражение чего-то далекого.
Было утро. Дубрава возилась в саду, стараясь получше устро-ить под окнами низкие кусты дикой розы, когда появился взволно-ванный Влас.
— Где дети? — еще издали, на бегу, крикнул он.
— Не знаю, — выпрямившись, колдунья поправила на голове косын-ку, ее глаза оставались спокойными. — Пошли куда-то. С утра по рань-ше прибежал Видимир, Полеся упросила отпустить ее и, едва получив согласие, исчезла. Кажется, они говорили, что пойдут вместе с другими деревенскими ребятишками на луг. Какая разница? — она мах-нула рукой. — Я так рада, что девочка, наконец, нашла друзей, что она не чувствует себя одинокой…
— Ладно, — прервал ее колдун, голос которого звучал встревожено. Постепенно его волнение передалось женщине:
— Что случилось? Опасность? Рядом священники?
— Нет, но… Эх, — он мотнул головой, словно прогоняя нахлынув-шее на разум наваждение, а потом вдруг схватил Дубраву за руку: — Идем!
— Подожди! Куда ты меня тащишь! Я не могу оставить дочурку од-ну, особенно если…
— Ей не грозит ничего, — он не ослаблял крепко сжатых пальцев, не замечая, что причинял женщине боль. — Поверь: сейчас в мире для нее нет более безопасного места… Идем, ты должна знать…
— Хорошо, хорошо, только успокойся, — сняв платок, освобождая вмиг растрепавшиеся на ветру локоны, она послушно двинулась вслед за колдуном.
Ива и Аламир, бледные, с всклокоченными волосами и воспален-ными, как-то болезненно поблескивавшими глазами сидели на ступеньках крыльца. Рядом с ними стояла жена Ясеня, Мерцана — высокая женщина с длинными черными косами.
Колдунья не решилась ничего спросить у них, лишь посмотре-ла… Но к чему слова, когда взгляд красноречивее любых речей, особенно если в нем страх, невысказанной, тяжелой ношей лежащий на серд-це, боль и ожидание самого худшего?
— Ночью прошел Совет, — вздохнув, промолвила Мерцана.
Это известие, которое, казалось, не несли в себе почти ничего, заставило колдунью вздрогнуть.