Потерянные годы (ЛП)

  "Я буду. Я буду. Ты прав. Было не раньше десяти, потому что я все еще смотрел на коробку. У меня есть привычка выключать его, знаете ли, прямо в начале новостей. Она снова серьезно изучила лицо Резника. — Тебе нехорошо, в том-то и дело, что слишком много, видишь ли.

  Имела ли она в виду телевидение или новости, Резник не понял. -- Интересно... -- начал он, вставая на ноги.

  — Если ты увидишь ее комнату. Да, конечно. Хотя те два мальчика раньше, они сделали то же самое. Она проводила его вверх по лестнице. «Я не буду говорить о ней плохо за ее спиной, особенно после того, что случилось, но, вот увидишь, самой опрятной душой на этой планете она не была».

  Стены были увешаны плакатами с изображением рок-звезд и предыдущего Папы Римского; почти каждая доступная поверхность была покрыта буйством одежды, одежды всех рисунков и цветов.

  «Офицеры, которые обыскивали ранее, — спросил Резник, — не несут ответственности за это?»

  "О нет. Они сделали небольшую уборку».

  «Вы когда-нибудь слышали, чтобы она, — спросил Резник, — упоминала человека по имени Прайор? Джон Прайор? Теперь он снова был внизу, возвышаясь над Кларисой Джейкоб в ее крошечной прихожей.

  — Мне очень жаль, — сказала она. — Я совсем не помогу.

  Резник щелкнул замком входной двери. «Все, что вы подумаете позже, что может иметь отношение к делу, позвоните мне. Я оставил свое имя и номер телефона.

  "Хорошо. И, о-о, когда вы составляете свой отчет, это Clarise с буквой S, RISE. Все всегда ошибаются. Пока-пока."

  Одиннадцать минут второго: если бы я был социальным работником, подумал Резник, я мог бы подумать, что у меня было довольно хорошее утро. «Фиеста» перед ним вильнула наружу, чтобы избежать стареющего голубя, и Резник резко затормозил, а затем выругался, когда двигатель заглох. Он смутно намеревался зайти домой, но этого было достаточно, чтобы передумать; если он повернет на один из этих поворотов направо, то выйдет на Мэнсфилд-роуд. Он напевал одну из тех песен Паркера с непроизносимыми названиями, барабаня пальцами по рулю, когда увидел женщину, выходящую из дома немного правее. Дом был довольно солидный, лет тридцати, стоял в стороне от дороги; женщина в синем костюме, нарядная, повернула голову, чтобы посмотреть на мужчину, который теперь запирал входную дверь, и она улыбалась. Это была Элейн.

  Резник резко разогнался, повернул налево по следующей дороге, узкой улочке, изгибающейся вверх по холму, проскочил между двумя припаркованными машинами, выключил двигатель и затормозил. Внезапно в замкнутом пространстве вагона он услышал собственное дыхание, почувствовал запах собственного пота. Его начало трясти.

  Элейн выходит из дома, ступая на невысоких каблуках по асфальтированной дорожке рядом с гравийной дорожкой. Костюм, который стоил месячную зарплату и даже больше. Грациозный поворот головы и медлительность. Улыбка, которую он видел раньше. Рядом кусты палисадника, низкая каменная стена, вывеска с надписью « Продается». Мужчина у входной двери, прячет ключи в карман. Вольво, припаркованный у обочины, темно-синий. Прошло много времени с тех пор, как Резник видел эту улыбку.

  Когда его дыхание нормализовалось, а руки выровнялись, он продолжил движение по наклонной дороге, объезжая неравномерный квартал.

  Вольво уехал.

  Медленно Резник встал на свое место.

  Просмотр строго по записи Только в нижней части вывески.

  В саду был порядок, только трава, возможно, нуждалась в подстрижении. Занавески на окнах верхнего этажа были задернуты ровно на треть. Внизу жалюзи с рюшами были установлены так, чтобы любой любопытный прохожий не смог даже взглянуть. Резник просидел там четверть часа, и никто не прошел ни в ту, ни в другую сторону, не было никаких признаков движения внутри дома, никаких звуков.

  Он вышел из машины, запер ее и подошел к входной двери. Два замка, Чабб и Йель. Ворота рядом с гаражом были заперты, но высокий мужчина мог дотянуться до конца засова на цыпочках. Потребовались секунды, а не минуты, чтобы открыть замок задней двери с помощью карты доступа, которой он редко, если вообще когда-либо, пользовался. Два стакана были вымыты и оставлены сушиться на сушилке; они еще не высохли. Ничто другое на кухне не указывало на недавнее занятие. Воздух был ровным и слегка пах лавандой, центральное отопление было выключено.

  В обмороке он мог видеть следы, оставленные их ногами на лестнице.

  Унитаз недавно смыли, клочок бумаги прижался к внутренней части унитаза, единственный темный локон волос плавал по воде. Краны умывальника были слегка влажными на ощупь, на фиолетовом мыле пузыри пены.

  Во второй спальне, в задней части дома, подушки неровно ложились на стеганое изголовье. Резник поднял цветочное одеяло и опустил его к изножью кровати, опустив лицо к воображаемым углублениям в центре простыни. Осторожно, они не оставили следов. Что осталось безошибочно, так это кисло-сладкий запах секса: еще один запах, естественный запах тела Элейн, любовно прильнувшего к нему.

  Двадцать восемь