Потерянные годы (ЛП)

  Прайор переключался между основными моментами конкурса песни «Евровидение», студийной дискуссией о законности и порядке в наших городах и интервью с аргентинским полузащитником «Тоттенхэма» Освальдо Ардилесом. — Если они выиграют Кубок, то это будет заслуга этого маленького ублюдка, — сказал Прайор через плечо. «Адвокат тоже дома». Приор рассмеялся. — Когда-нибудь окажусь в суде, полагаю, я попрошу его. Осси для защиты. Хорошо, а?

  "Чудесно."

  Он протянул руку и схватил ее за запястье. «Господи, Руфь! Что с тобой в последнее время?

  "За последнее время?"

  «Каждый раз, когда я открываю рот, все, что я получаю, — это великолепная критика».

  Рут отстранилась, потирая руку. Иногда он не знал своей силы; иногда, подумала она с сожалением, он это делал и знал достаточно, чтобы ударить ее там, где не было видно синяков.

  — Шутки, — сказала она. «Все те же старые шутки. Может быть, я сыт по горло ими».

  «Да? Что еще тебе надоело?

  "О, ты знаешь. Жизнь. Думаю, я пойду и засуну голову в духовку, чтобы покончить со всем этим».

  — Газ из Северного моря, — улыбнулся Прайор. «Не работай больше. Лучше запрись в гараже, оставь двигатель включенным».

  — Тебе бы этого хотелось, не так ли?

  «Не будь глупым».

  "Я не тупой."

  "Знаю, знаю."

  — Застрял здесь все время, с тем же успехом.

  — Тогда уходи?

  "О, да? И что делать?»

  "Получить работу."

  Рут рассмеялась. — Единственное место, где ты позволил бы мне это сделать, — это монастырь.

  "Скорее всего, не. Пусть монахини на тебя посмотрят.

  «Прекрати! Просто прекрати!»

  "Что? Рути, что?

  "Продолжается. Эта шутка, эта фантазия. Как будто я была какой-то секс-королевой».

  «Ты все еще видишь, как парни поворачивают головы вслед за тобой в пабе, на улице».

  "Да?" Она прижалась к нему, ее бедро коснулось его, когда она села на подлокотник кресла. «Если я такая сексуальная, почему мне нужно быть на Mastermind , чтобы помнить, когда мы в последний раз занимались любовью?»

  По внезапному изменению выражения его лица она подумала, что он собирается замахнуться на нее, но зазвонил телефон, и она вскочила на ноги. — Я возьму, — сказала она.

  Она сразу узнала его голос, и он как будто снова схватил ее за руку и потянул ее к себе, хотя она притворялась, что этого не делает.

  — Пошли, — сказал он. — Ты знаешь, кто это?

  — Ты хочешь поговорить с Джоном? спросила она.

  Рейнс рассмеялся. — Я хотел узнать, не хочешь ли ты встретиться, чтобы выпить?

  Некоторое время после того, как она разорвала связь, Руфь стояла в неподвижной тишине холла, глядя на то, как ее пальцы сгибались вокруг ярко-красного цвета трубки, на потускневшее мерцание кольца, крепко жгущего костяшки пальцев. Из гостиной доносился издевательский смех Прайора, гулкий бас и ломаный вокал исландской песни.

  Резник наблюдал за дискуссией, за заявлениями комиссара полиции о том, что он никогда не одобрит запретные районы в столице; поиск подходящего полицейского ответа, который колебался между возвращением к охране общественного порядка, обычными копами в такт, до передовой технологии газа CS и щита от беспорядков.

  "Что вы думаете?" — спросила Элейн, когда программа подошла к концу.

  «Я не знаю, — сказал Резник, — но Бен считает, что вскоре у нас будет возможность узнать об этом из первых рук».

  — Хочешь что-нибудь перед сном? — спросила Элейн. — Чай или что-нибудь еще?

  Резник покачал головой. — Думаю, я немного посижу. Послушайте немного музыки».

  Элейн думала о том, чтобы предложить посидеть с ним, пока не увидела, какую пластинку он достает с полки. Тот тип, который играл на фортепиано, как человек без рук.

  — Тогда не сиди слишком поздно.

  «Я буду в порядке. Ты поспи немного».

  Резник налил водки и отнес ее к своему стулу; нашел в своей голове трек, который то и дело слышал весь день. Десять, одиннадцать отдельных нот, кажущихся несвязанными, пальцы нажимают на клавиши, пока вдруг не раздается ровный ритм баса, шуршание щеток по рабочему барабану, и вибрафон вступает во владение, находя линию, мелодию, которой раньше не существовало. . Второе июля тысяча девятьсот сорок восьмого года, Нью-Йорк. "Свидетельство."

  Двадцать девять

  Главный офис Hilton, Lockett располагался на Тринити-сквер, где дыма от ожидающих автобусов и автомобилей, ожидающих места на Национальной автостоянке, было достаточно, чтобы сократить ожидаемую продолжительность жизни на добрых пять лет. Резник прошел на площадь мимо здания почты, остановился, чтобы посмотреть на специальные предложения на художественной бумаге в витрине канцелярского продавца и купить пачку мятных конфет в газетном киоске. Он надеялся, что у него не развивается пристрастие к сладкому.

  Нельзя было ошибиться в человеке, которого он видел выходящим из дома с Элейн. Склонившись сейчас над одной из молодых женщин за ее столом, улыбаясь, когда он сделал какое-то замечание. Он был на несколько дюймов ниже самого Резника, худощав; костюм, темно-синий в узкую полоску, был такой же, как и тогда. Такой же или похожий. Молодая женщина рассмеялась, а мужчина прошел через кабинет к своему столу в глубине.