Потерянные годы (ЛП)

  Рэг Коссолл беседовал с заключенным в тюрьме Линкольн. Резник набрал номер на бумаге, и после тридцати гудков никто не ответил. Он снова попытался позвонить на четверть часа в течение часа, и когда кто-то в конце концов взял трубку, это была девочка лет девяти или десяти, которая сказала ему, что он звонит в телефонную будку на Вэлли-роуд.

  Резник подумал о том, чтобы поехать туда, но передумал. Скорее всего, Финч мог позвонить снова, и если он это сделает, будет лучше, если он будет там, чтобы ответить на звонок. Поэтому он занимался бумажной работой, старался не смотреть на часы, прислушивался к голосу Коссалла на лестнице.

  Когда Коссал наконец вернулся, он был необычайно подавлен. Молодой человек, с которым он встречался, за два дня до своего двадцатого дня рождения в то утро пытался покончить с собой, проткнув себе запястье сломанным концом вилки, которую он украл в столовой. Когда это не сработало, он снова сломал его и засунул осколки себе в горло. — Все, что получил этот ублюдок, — это отстранение на шесть месяцев. Вероятно, испытательный срок. Но что-то в этом задело даже Коссалла — эта степень причиненной самому себе боли.

  — Рег, — сказал Резник, подходя. «Вы приняли это сообщение. Финч.

  «Ага. Хочет, чтобы ты позвонил ему. Обычный кот на горячих кирпичах, как ни крути.

  "Я пытался. Телефонная будка. Там никого нет.

  — Это потому, что ты тогда пытался не в то время, да?

  Резник показал ему записку. — Откуда мне было знать, что это правильно?

  Коссалл взял у него из рук листок бумаги. — Прости, Чарли. Должно быть, забыл записать».

  — Ты не забыл, что это такое?

  "Ни за что. Три часа. Четыре часа. В час».

  Было семь минут пятого. Резник набрал номер, затаив дыхание, желая, чтобы трубку сняли.

  — Да?

  Ему показалось, что он узнал голос Финча, но не был уверен. — Мартин Финч? он сказал.

  "Кто это?"

  «DS Резник»,

  — Какого черта ты раньше не позвонил?

  — Неважно, я сейчас. Что у тебя?"

  «Он был на связи. Я встречаюсь с ним сегодня вечером».

  — Он все еще хочет купить?

  «Что-то приближается. Очень скоро. Плохо хочет. Пытался отложить его на завтра, но нет, надо быть сегодня вечером, иначе он пойдет куда-нибудь еще.

  «Сегодня все в порядке. Где встреча?

  Голос Финча был подобен листу. — Со мной здесь все будет в порядке, не так ли? Ты не собираешься впутать меня в это? Если Прайор когда-нибудь заподозрит…

  — Послушайте, я вам сказал. Ты даже не будешь вмешиваться».

  «Замешаны до чертиков, вот и все!»

  "Расслабляться. Мы не подойдем к нему, когда он с тобой. Где угодно рядом с вами. Никто никогда не должен знать…»

  — Он узнает.

  — Просто скажи мне, — сказал Резник, возвращая твердость в голос, — где назначена встреча, место и время. Затем кивает в трубку: «Угу, угу», тщательно записывая подробности.

  Скелтон вскоре покинул корт для сквоша; его волосы, преждевременно начавшие немного седеть, были зачесаны назад, а лицо покраснело. Он был одет в темно-синий спортивный костюм и белые туфли Adidas с зеленой окантовкой. «Одну вещь я не готов одобрить: позволить ему получить оружие, а затем использовать его для совершения ограбления. Он не включен».

  «Наша информация предполагает, что что бы ни происходило, это произойдет довольно скоро. В это время мы можем держать его под наблюдением двадцать четыре часа. Как только он двигается, мы тоже двигаемся».

  «И все, что должно произойти, это то, что мы ошиблись ногой, кого-то застрелят, может быть, на этот раз их убьют, что нам остается? Прости, Чарли, риск слишком высок. Захожу с этим в офис супервайзера, и я скорее выйду снова с блохой в ухе, чем с чем-либо еще. Нет, мы сделаем простую вещь, и мы сделаем это правильно». Скелтон посмотрел на часы. — Комната инцидентов, восемь часов. Убедитесь, что все знают».

  Вернувшись в отдел уголовного розыска, Резник позвонил Элейн.

  «Послушайте, — сказал он, — сегодня вечером кое-что произошло. Мне жаль. Я понятия не имею, во сколько я вернусь».

  — Как удобно, — сказала Элейн и повесила трубку.

  Тридцать три

  Рут вылезла из ванны, вода стекала по ее бедрам. Она пролежала там слишком долго, бездельничая со своими мыслями, кожа на ее пальцах покрылась морщинами и морщинами. Потянувшись за полотенцем, она провела кулаком по запотевшему зеркалу. Иисус! Например, проснуться и обнаружить, что за одну ночь ты превратилась в свою мать. Она намотала на голову белое полотенце, другим стала вытирать ноги. Каково это после стольких лет неспособности петь? Самоуверенный ублюдок с руками вокруг стекла, ногти ровные и гладкие, как после маникюра, длинные пальцы. Каково это?

  — Рути, ты будешь всю ночь?

  Выражение его глаз, когда он взял ее руку и прижал к себе. Сволочь! Возбужденная, она ненавидела его за это.

  «Рути!»

  Каждую ночь, которую я заставлял ждать, она начинала петь про себя, лицо ее расплывалось в зеркале, изможденная и рассеянная. Все эти мечты и напрасные слезы…

  Прайор громко постучал в дверь. — Знаешь, в этом доме есть и другие люди.

  "Пара минут."

  "Тебе бы лучше быть."