Я заметил, что одно бревно почти отвязалось, и поспешил укрепить его. Тянулись минуты и часы, у меня онемела спина и ноги, но я не мог встать и потянуться из боязни, что плот перевернется. Волны каждую секунду обдавали плот. Солнце, светившее в полную силу, жгло мне затылок. А рот и горло жег еще более сильный огонь, с каждой минутой пылавший все яростнее. Никогда в жизни мне не приходилось испытывать такой жажды.
На закате я заметил кучку каких-то крупных, но изящных существ, которые появлялись из волн, затем ныряли обратно. Их было семь или восемь, но они двигались, как одно целое, подобно волне, которая то наступает, то отступает. Когда плот мой приблизился к ним, они развернулись и описали круг вокруг меня. Они обогнули меня один раз, второй, третий, то выскакивали из пены, оставленной ими же самими, то вновь ныряли в воду.
Может быть, это были дельфины? Те, которых Бранвен называла «народом моря» и которые, по преданию, были наполовину рыбами, а наполовину людьми? Я слишком плохо видел и не мог хорошенько их рассмотреть. И все же это зрелище пробудило во мне любопытство. Когда они проплывали мимо, и тела их блестели в золотых лучах солнца, я пообещал себе, что если останусь в живых после своего путешествия, постараюсь изучить таинственные морские глубины.
Миновала вторая ночь, такая же холодная, как и первая. Лунный серп исчез, растворился среди звезд. Я принялся вспоминать названия созвездий и рассказы Бранвен об их происхождении. После долгих поисков мне удалось найти несколько созвездий, в том числе мое любимое – крылатого Пегаса. Я вообразил, что меня укачивают не морские волны, а галоп, что я несусь по водной глади на спине огромного коня.
Я уснул, и мне снилось, что я сижу на спине какого-то огромного крылатого существа, но был ли это Пегас или нет, я не мог сказать. Внезапно мы оказались среди мрачных скал. Перед нами вставал темный замок, охраняемый призрачными часовыми. Я понял, что замок вращается вокруг своей оси, вращается на своем фундаменте. Он притягивал нас к себе. Я изо всех сил пытался свернуть в сторону, но не мог. Я понял, что через несколько секунд мы врежемся в каменную стену.
В этот момент я проснулся. Меня била дрожь – но не только от холода. Сон заставил меня задуматься о том, что принесет мне грядущий день, но значение его ускользало от меня.
С приближением вечера западный горизонт потемнел. Волны вздымались выше, мой плотик швыряло из стороны в сторону, море обдавало меня дождем соленых брызг. Плот стонал и трещал. Несколько полос водорослей оторвалось, в большом куске дерева, взятом из полого ствола дуба, появилась трещина. Но буря прошла стороной. С наступлением сумерек море успокоилось. Конечно, я промок насквозь и испытывал мучительную жажду, но сам я и мой плот остались целы и невредимы.
В ту ночь я постарался связать разболтавшиеся бревна. Затем, когда я уселся со скрещенными ногами, в лицо мне ударил резкий порыв ветра. Новая тень, еще темнее прежней, скрыла звезды. Она мгновенно заволокла южный горизонт, затем небосвод у меня над головой, и наконец, все небо скрыла непроницаемая тьма.
Когда темнота поглотила меня, мое второе зрение оказалось бесполезным. Я ничего не видел! Я был так же слеп, как в тот день, когда впервые вошел в двери церкви.
Снова появились могучие волны, швырявшие из стороны в сторону мой утлый плот, словно веточку. Вода заливала мне лицо, спину, руки, ноги. Но на этот раз шторм не прошел стороной. Наоборот, он усиливался с каждой минутой. Скрючившись на своем сиденье, я сжался в плотный комок, подобно ежу при появлении хищника. Я стиснул пальцами края плота, отчаянно цеплялся за эти жалкие куски дерева, которые не давали мне утонуть.
Мое могущество! На какое-то мгновение я уже решил обратиться к нему. Может, связать плот покрепче, или даже успокоить море! Но нет. Я дал обет. А кроме того, собственная сила пугала меня еще больше, чем буря. Дело было в том, что я не имел ни малейшего представления о магии и помнил только жуткие последствия ее применения – запах обугленной плоти, крики горящего заживо человека, пламя, лизавшее мне лицо. Конечно, в тот день магия помогла мне, но я знал, что никогда больше не воспользуюсь ею.
Всю эту черную ночь завывал ветер, неистовствовала буря. На меня обрушивались стены воды, бушующие волны раскачивали меня. В какой-то момент мне вспомнилась история Брана Благословенного, попавшего в жуткий шторм, и это дало мне слабую надежду на то, что я тоже могу остаться в живых. Но вскоре надежда эта была унесена гигантскими волнами.
Руки мои онемели от холода, но я не осмеливался выпустить плот, чтобы растереть их. Лопнуло еще несколько полос коры. Одна толстая ветка расщепилась. Спина у меня болела, но еще сильнее болело сердце. Что-то подсказывало мне, что эта буря означает конец моего путешествия.