Потерянные годы

Шим, ворча себе под нос насчет безумия, старался не отставать от меня. Но я не замедлял шага, чтобы дождаться его. У нас не было времени. В ушах у меня звучали слова гоблина: «лучше бы подохнуть».

Несмотря на траву, острую, как лезвия, чахлые кусты и рощицы корявых деревьев, умудрявшихся выживать на бесплодной земле, основными цветами на равнине, протянувшейся до темного горизонта, были тускло-серый и бурый, цвет ржавчины. Несколько раз я оглядывался на исчезавшие позади зеленые холмы Леса Друма, пытаясь вызвать в памяти образы деревьев и цветов. Солнце садилось у нас за спиной, тени наши становились длиннее.

Я заметил в отдалении группу темных деревьев с облетевшими листьями. Приблизившись, я понял, что ошибался. То, что я принял за стволы и ветви, оказалось на самом деле скелетами домов и конюшен – останками деревни, похожей на Каэр Ведвид. Здесь не осталось ни людей, ни животных. Большинство зданий было сожжено дотла. Каменные стены были разрушены. У засыпанной пеплом дороги, проходившей через деревню, валялись обломки колыбели. Ни одного жителя не осталось здесь, чтобы рассказать нам, почему была уничтожена эта деревня.

Мы двигались все вперед, к Темным холмам. Хотя я напрягал и слух, и магическое зрение в поисках гоблинов, но никого не видел. Однако радоваться было рано. Небо на западе уже розовело. Я знал, что через час наступит ночь. И мог только представлять себе, что за существа рыщут по этой равнине после заката.

Тем временем, Шим все больше отставал от меня. Он постоянно останавливался, чтобы отдохнуть, а я торопил его. Силы изменяли ему, как и мое зрение – мне. Я решил, что нужно найти себе какое-то укрытие до темноты, хотя мне очень хотелось идти дальше. Но где его искать? В пустынной местности совершенно негде было приютиться.

Мы продолжали ковылять вверх и вниз по склонам невысоких пологих холмов, пересекавших местность. Тени удлинялись, и вместе с ними росли мои страхи. Откуда-то слышался странный вой, похожий не то на волчьи голоса, не то на завывание ветра. Несмотря на мои просьбы, Шим совсем отстал.

Наконец, поднявшись на вершину очередного холма, я заметил внизу какую-то деревню. Улицы были освещены теплым желтым светом факелов, в невысоких глинобитных хижинах пылали очаги. У меня слюнки потекли, когда я услышал запах горящих дров, смешанный с ароматом свежевыпеченного хлеба.

Подошел Шим, и мы обменялись взглядами. Затем, издав радостный вопль, «великан» бросился бежать вниз, к деревенским воротам. Я устремился за ним, спотыкаясь, но с новой надеждой в душе.

Когда мы приблизились, человек, сидевший на земле у ворот, вскочил на ноги. Он был высоким и худым, и в руке он держал копье. Одежду его составляла грубая туника. Густая черная борода скрывала большую часть лица. Но самой поразительной чертой его были необыкновенно большие черные глаза. Даже в сумерках они светились каким-то зловещим светом. Однако я не мог избавиться от мысли, будто свет этот порожден не разумом, а страхом. И еще я увидел в них безумие, как во взгляде животного, перепуганного до смерти.

Набравшись храбрости, человек направил копье мне в грудь. Он ничего не сказал, но выражение лица у него было угрюмое.

– Мы пришли с миром, – заговорил я. – Мы чужие в этой стране и ищем только убежища на ночь.

Огромные глаза человека раскрылись еще шире, но он ничего не ответил. Вместо этого он сделал выпад, оцарапал мой посох и едва не задел руку.

– Мы голодный, – простонал Шим. – Мы хочу есть и спать.

И снова безмолвный человек поднял свое копье. Только в этот момент я заметил у него за спиной, на столбе ворот, знак, болтавшийся на одном гвозде. На посеревшей от дождя доске были вырезаны слова: «Добро пожаловать в Каэр Нейтан, Город Бардов». Ниже виднелась фраза «Здесь вечно песнь», но дальше строки были повреждены. Я не мог сказать точно, но мне показалось, что их стерли.

За воротами я заметил женщину, высокую и смуглую, как и незнакомец – она торопливыми шагами пересекала площадь. Прежде чем скрыться в доме, она поманила двух детей, лет четырех-пяти, с длинными черными волосами. Дети бросились к матери, и дверь со стуком захлопнулась за ними. Мне вдруг показалось очень странным, что мы слышали шлепанье их босых ног по земле, но не слышали их голосов. Женщина и дети молчали, точно так же, как привратник с копьем.

Вдруг до моего сознания дошло, что во всей деревне не слышно ни одного человеческого голоса. Не плакали маленькие дети. Не смеялись приятели. Соседи не спорили о цене на зерно, о том, откуда взялись вши, о том, пойдет ли дождь. Не было слышно ни гневных, ни веселых, ни печальных голосов.

Вообще никаких голосов.

Человек снова ткнул меня копьем, задел складки моей туники. Я медленно попятился; мне не давал покоя нехороший огонек в его глазах. Постаравшись придать лицу дружелюбное выражение, я обратился к нему:

– Что бы ни случилось с тобой и твоей деревней, я очень сочувствую вам.

Копье просвистело у меня перед носом.

– Пойдем, Шим. Нам здесь не рады.