Потерянные имена, чужие тени

Брат и сестра не присаживались. Девушка стояла у высокого, часто переплетенного окна, рассеянно всматриваясь в тихую улочку за ним. Раду скучал у книжного шкафа, изучая корешки стоявших там книг. Едва Корнелий зашел, девушка испуганно встрепенулась и, повернувшись, замерла. Раду сразу же прошел к ней и встал рядом.

– Доброе утро, мой мальчик, – радушно произнес Корнелий, и по лицу юноши пробежала тень.

Едва ли меж ними был десяток лет разницы, и его могло оскорбить такое снисходительное обращение, подумал Корнелий.

– Доброе утро, господин Тенда, – тщательно контролируя свой голос, ответил Раду. – Позвольте представить вам… Моя сестра, Тию.

Девушка присела в изящном реверансе. Они и в самом деле были похожи, эти двое, хотя девушка была более нежным вариантом старшего брата и казалась настоящей красавицей. Ее большие темные глаза, личико сердечком и волнительно очерченные губы не могли не привлекать внимания. Однако же и одежда ее, и прическа были весьма строги. Корнелий не стал задавать вопросов: у кого в эти дни не было проблем со средствами к существованию, да и темные одежды могли говорить только о том, что в их семье было горе.

– Весьма рада знакомству, – еле слышно прошелестела Тию.

Старуха ввезла в гостиную накрытый к чаю столик и, повинуясь жесту господина медикуса, вышла.

Корнелий предложил Тию стать хозяйкой за чайным столиком, и та сразу же испуганно вскинула глаза на брата. Раду, поколебавшись, кивнул.

Следующие полчаса они пили чай, пытаясь поддерживать мало-мальски светский разговор. Корнелий и сам не большой охотник до пустых бесед, однако же имел некоторый опыт и мог, как, например, вчера, при наличии словоохотливого гостя завести приличную беседу, но теперь понял лишь одно: при довольно изящных манерах, оба его гостя – отвратительные собеседники. Раду отвечал неохотно и скупо. Сестра его говорила едва слышно, словно боялась своего голоса, так что Корнелий вскоре оставил эту обоюдную пытку, позвонив в колокольчик, чтоб убрали.

– Итак, начнем, – проговорил он, откидываясь в кресле.

Раду устроился напротив, а сестра его отошла к окну, присев там на высокий стул. Ее тонкий профиль с печально опущенными уголками губ на фоне окна был теперь прямо перед глазами Корнелия.

– Я не спрашиваю, какого вы роду, – произнес господин лекарь. – Сейчас это дурной тон, но я вижу, что вы достаточно воспитаны и, должно быть, сведущи в некоторых тонкостях вроде поведения за столом, сервировки, написания различных писем и прочая, и прочая?

Раду кивнул.

– Теперь одно из основных моих требований – четкое письмо без ошибок. Готовы к небольшой экзаменовке?

– Прошу вас, – отрывисто отозвался Раду.

Юноша нравился Корнелию все больше. Его серьезность и отсутствие ужимок, модных у столичной молодежи, даже эта небрежность к внешнему виду и хриплый резкий голос. Впрочем, Корнелий уже заметил, что волосы, падающие на лицо юноши, на самом деле скрывают круглый, неровно заживший шрам под правым глазом, определил, что хриплый голос, скорее всего, – следствие некой травмы, и все вместе, вкупе со вчерашним наглядным свидетельством, говорило о том, что юноша имел достаточный жизненный опыт.

В углу гостиной стоял небольшой стол с письменным прибором – наследие уже почившей дамы, у которой Корнелий когда-то приобрел этот дом. Раду устроился за ним, не представляя какое несуразное впечатление производит сейчас, больше похожий на нахохлившегося ворона, чем на примерного секретаря.

Корнелий наобум процитировал несколько фраз на латыни, затем вспомнил и надиктовал монолог из недавно виденного спектакля, пошленький куплет, слышанный им третьего дня на улице и пару предложений на англицком. Раду покосился удивленно, но все прилежно записал. Присыпал песком, стряхнул и передал Корнелию.

Господин медикус остался доволен. Хотя почерк у Раду был достаточно угловат, писал он понятно, и несколько ошибок допустил только в англицких фразах.

Они снова сели напротив друг друга в кресла, и Корнелий повел разговор далее, выспрашивая, что еще знает юноша, какие науки изучал, приходилось ли путешествовать, сможет ли он присматривать за домом, нанимать слуг и следить за ними и так далее и тому подобное.

В свою очередь Раду спрашивал, на каких условиях предлагается вести работу, за какое вознаграждение, возможно ли с ними путешествие сестры.

В конце концов, оба откинулись на спинки кресел, вздохнув.

– Я беру вас на службу, – объявил Корнелий. – Случай не мог бы распорядиться удачнее, сведя нас вчера. Грех будет им не воспользоваться.

Раду молча посмотрел на него, не возражая.

– Отъезд назначен на конец недели. Успеете собраться?

– Безусловно, – отозвался Раду.

Черные брови его сошлись на переносице и губы вдруг искривились, словно он готовился к чему-то неприятному.

– Должен вам сказать… – начал он, явно принуждая себя говорить. – Мы думали вчера, стоит или не стоит признаваться. Но так или иначе, правда может всплыть и сама, так что не хотелось бы оказаться в двусмысленном положении, да и было бы некрасиво обманывать вас.