Потерянные сердца

Я отстраняюсь, чтобы она увидела мое лицо, мое собственное дикое отчаяние, и в ее глазах появляется осознание, будто она начинает просыпаться ото сна. Я вижу отражение пережитого мной ужаса, страха и страданий. У Наоми подкашиваются ноги, и она падает с душераздирающими всхлипами. Я поднимаю ее на руки и уношу в темноту, покидая поляну, где уже начинается танец со скальпами.

Наоми

Он все идет куда-то, крепко обхватив меня руками. Слезы катятся по его лицу и капают на мои щеки. Или это мои собственные слезы. Я уже ни в чем не уверена. Когда он наконец останавливается, вокруг нет ни костров, ни жилищ. Не слышно голосов, полных странного ликования. Есть только усыпанное звездами небо и стебли травы. Джон тяжело дышит. Он долго нес меня на руках, но и сейчас не отпускает, просто опускается на землю и сажает меня к себе на колени, продолжая обнимать. Он плачет будто впервые в жизни, будто вся боль, накопившаяся за двадцать с лишним лет его существования, разом вышла на поверхность, а я лежу в его объятиях, пустая и бесполезная, и не могу его утешить. Мне нечего ему дать. Ничего не осталось. Я пытаюсь сдержать всхлипы, чтобы облегчить его страдания, но то, что надломилось у меня в груди, теперь окончательно сломалось, и боль так сильна, что ее не с чем сравнить.

– Аака'а, Наоми. Аака'а, – шепчет он снова и снова, гладя меня по волосам, и постепенно мои всхлипы стихают, оставляя после себя зияющую дыру, которая, боюсь, никогда не затянется.

Джон будто угадывает мои мысли – или, может, у него внутри такая же боль – и прижимает ладонь к моему сердцу. Она тяжелая и теплая, и слезы снова начинают литься из моих глаз. Я накрываю его руку своими, и он обхватывает меня, прижимаясь щекой к волосам.

Я не могу говорить. Не могу всем с ним поделиться. Я не знаю, как я смогу рассказать хоть что-нибудь. Слишком много всего, и есть такие вещи… Есть такая боль… которую невозможно выразить.

Я осталась один на один со своими словами сразу после того, как мистер Бингам сказал «Слава богу», и бог сразил его в ту же секунду. Невысказанные слова толпятся у меня в горле, кружат в голове, дрожат в груди под рукой Джона, но я не знаю, как выпустить их наружу.

Я не знаю, как он меня нашел. Я хочу спросить. Хочу услышать весь рассказ. Хочу узнать, почему меня отпустили и что будет с Ульфом. Хочу, чтобы он объяснил, как мне жить дальше. Но я не могу выговорить ни слова.

Бия привела меня на поляну, чтобы посидеть с женщинами, которые собрались по краям, и мы были слишком далеко от центра, чтобы понять, что там делают и говорят. Я не знала, что происходит, не понимала ни болтовни женщин, ни их оживления. Бия хотела, чтобы я порисовала, и расставила вокруг меня факелы, чтобы я и остальные получше видели. Потом, растолкав толпу, явился Магвич. Его лицо было суровым, а хватка крепкой, и я подумала, что меня снова хотят продать. Но вместо этого он вывел меня на поляну, где вокруг костра собралось двадцать вождей и еще человек пятьдесят сидело у них за спинами. Меня окружило море лиц. А потом я увидела Джона.

Он стоял так близко, что я не поверила глазам, а рядом с ним был высокий, статный индейский вождь в парадном головном уборе из перьев, длинном, до самых колен. Все было словно во сне, не по-настоящему. И Джон, и вопросы, и сказанные слова, и Биагви с Ведой и Ульфом. А потом все закончилось, и я очутилась в объятиях Джона. Но у меня на руках нет Ульфа. И все это происходит на самом деле.

У нас за спиной слышится какой-то шум. Фырканье лошади и тихие шаги. Джон достает из-за голенища револьвер, покрепче обнимая меня, но из темноты раздается слабый голос, зовущий его по имени, и он расслабляется. В первое мгновение мне кажется, что это Бия пришла забрать меня обратно, но эта женщина старше, и ее седина белеет в лунном свете. Незнакомка спешивается, оставив неподалеку своего пони в яблоках, и осторожно приближается к нам. Она несет в руках одеяла, бурдюк с водой и мешок с сушеными ягодами, мясом и семенами. Положив все это на землю, старушка садится рядом с нами на корточки, прижимая колени к груди. Белые волосы развеваются на ветру. Ее глаза полны сострадания, и она касается моей щеки дрожащей рукой. Потом старушка встает, гладит Джона по голове, ласково говоря ему что-то, после чего возвращается к своему пони и уезжает, растворяясь в лунном свете.

– Ее зовут Потерянная Женщина, – объясняет Джон. – Это мать Вашаки. Она пошла за нами, чтобы убедиться, что мы не… – Его голос надламывается, и он умолкает не договорив.

Но кажется, я знаю, что хотел сказать Джон. Она хотела убедиться, что мы не потерялись.

– Но так и есть, – хрипло отвечаю я.

Четыре слова. Я произнесла четыре слова. Может, и еще смогу.

После этого мы какое-то время молчим. Он укутывает меня одеялом и дает попить, но через несколько глотков мой желудок начинает бунтовать, и я отталкиваю от себя бурдюк.

– Я обещал Уайатту, Уэббу и Уиллу, что найду тебя, – говорит Джон.