Потерянные слова

— Я была с ним здесь в первый раз, сразу после ее похорон. Я понятия не имела, что он все это время носил ей цветы.

Я огляделась по сторонам, надеясь увидеть образ папы. Прошло всего несколько дней, а я уже привыкла к такой игре подсознания, но на этот раз оно меня не победило. Мне стало легче дышать. Сделав вдох, я услышала аромат увядающих нарциссов. Папе они никогда не нравились, но он говорил, что их любила Лили.

* * *

Я не могла спрятаться от папиного отсутствия. Я ощущала его, когда сворачивала на улицу Обсерватории, и когда открывала дверь нашего дома, то с трудом перешагивала порог. Лиззи жила со мной несколько недель, и аромат ее ужинов постепенно заглушил запах папиного табака. По утрам мы вместе вставали и шли в Саннисайд. Целый час я возилась с Лиззи на кухне, чтобы помочь ей возместить потраченное время, которое она теряла, оставаясь со мной. Когда в Скриптории появлялся кто-то из помощников, я выходила в сад и шла следом за ним.

За сортировочным столом осталось место, которое никто не занимал. Возможно, это было проявление уважения ко мне, но я иногда видела, как мистер Свитмен поправляет папин стул, а мистер Мейлинг то и дело поворачивается в ту сторону, чтобы задать вопрос. Доктор Мюррей заметно постарел после папиной смерти. Он смотрел через сортировочный стол туда, где сидел папа, и не хотел искать нового помощника. Я ненавидела пустое место, которое осталось после папы, и старалась не смотреть в ту сторону.

Горе было единственным, что я могла чувствовать. Оно заполнило мои мысли и затопило сердце. Я ходила иногда с Гаретом на прогулки. Если шел дождь, мы обедали в Иерихоне, а в хорошую погоду бродили по берегу реки Чаруэлл. Куст боярышника подсказывал нам, сколько месяцев прошло со смерти папы: сначала спели ягоды, потом облетала листва. Я воспринимала дружбу Гарета как должное, как способ заполнить пустоту. Когда он брал меня за руку, я не замечала этого до тех пор, пока он не отпускал мою ладонь.

Приближалось Рождество, и моя тетя пригласила меня к себе в гости в Шотландию. Без папы они все казались мне чужими. Я написала извинения и отправилась в Бат, где Дитте и Бет щедро угощали меня порциями хорошего юмора, прагматизма и кексом «Мадера». В Оксфорд я вернулась более воодушевленной, чем когда его покидала.

* * *

Я пришла на работу в Скрипторий на третий день 1914 года. На папином месте сидел новый лексикограф — мистер Роулингс. Он был не молодым и не старым и выглядел совершенно неприметным. И он понятия не имел, чье место за сортировочным столом занимал.

Мы все вздохнули с облегчением.

Часть V. 1914–1915

Август 1914

Скрипторий встревоженно загудел. Я чувствовала это, как звери чувствуют падение атмосферного давления перед грозой. Ожидание войны обострило все наши ощущения. У молодых людей, живущих в Оксфорде, появилось больше энергии — шаги стали длиннее, а голоса громче. Или так только казалось. Студенты всегда любили покричать на все голоса, чтобы привлечь внимание красотки или напугать прохожего, но раньше их интересовали разные темы. Теперь все — и студенты, и горожане — говорили только о войне. Создавалось впечатление, что большинство из них ждут с нетерпением ее начала.

Два новых помощника доктора Мюррея тратили перерывы на разговоры о том, как бы встретиться с кайзером лицом к лицу и победить в войне до ее начала. Они были молоды, бледны, худы и носили очки. Если им и доводилось где-то драться, то только бумажными самолетиками из-за библиотечных книг и споров о грамматике. При виде доктора Мюррея у них дрожали голоса и колени, поэтому я сомневалась, что они смогут убедить кайзера покинуть Бельгию. Помощники постарше вели более сдержанные беседы. Их лица мрачнели, чего почти никогда не случалось во время споров из-за слов. Мистер Роулингс, потерявший брата в Англо-бурской войне, объяснял молодым коллегам, что в убийствах нет никакой славы. Юноши вежливо кивали, не замечая, как дрожит его голос. Мистер Роулингс еще не успевал отойти подальше, как они снова начинали спорить о том, как поступить на военную службу и как долго готовят новобранцев перед тем, как отправить их на фронт. От таких разговоров мистер Роулингс сутулился еще сильнее.

«Эта война замедлит работу над Словарем, — сказал мистер Мейлинг доктору Мюррею. — Вместо карандаша они хотят держать оружие».

С тех пор я каждое утро просыпалась умирая от страха.

* * *

Никто не смог уснуть в ночь на третье августа, даже те, кто залез в постель и попытался это сделать. Наши молодые помощники уехали в Лондон и куролесили в баре «Пэлл-Мэлл» в ожидании новости о том, что Германия вывела свои войска из Бельгии. Этого не случилось. Когда Биг-Бен пробил первый час нового дня, они спели «Боже, храни короля».