Потерянные слова

Сестры были не просто вовлечены в мое положение, но, казалось, они даже наслаждались им. За завтраком они спрашивали меня о моем сне, аппетите и о том, не желаю ли я съесть чего-нибудь странного. Таких желаний у меня не было, и Бет испытывала особое разочарование по этому поводу. Мой вес и режим дня записывались в блокнотик, и однажды Бет спросила меня с неприсущей для нее застенчивостью, могу ли я позволить ей увидеть мое тело обнаженным.

— Хочу нарисовать тебя, — сказала она.

Я уже привыкла стоять голой перед зеркалом и смотреть на свои изгибы от груди до низа живота. Мне хотелось навсегда запомнить себя такой, поэтому я согласилась.

Пока Бет рисовала, я стояла у окна своей спальни и смотрела на сад, утопающий в буйстве красок и густой зелени. Цветущая яблоня усыпала землю лепестками, и в своей небрежности она выглядела прекрасной. Солнечный свет падал на мой живот, и его тепло напоминало мне о наготе, но я не испытывала ни стыда, ни смущения. Бет сидела на кровати, и я слышала, как ее карандаш царапал бумагу.

Когда она попросила меня положить одну руку на живот, а другую под него, я так и сделала. Моя кожа на животе была теплой, и я прижала к ней свою ладонь. Потом был толчок. Я ответила на него. Вопреки всему на свете, я погладила того, кто рос во мне, и прошептала слова приветствия.

Я не заметила, как Бет отложила альбом. Она накинула мне на плечи халат и подошла к двери, чтобы позвать Дитте.

— Красиво, — сказала Дитте, посмотрев на рисунок, но на меня она едва взглянула. Она ушла так же тихо, как и вошла, но я видела, что ее рука вытирала слезы.

* * *

— Сара Брукс придет сегодня на чай, — сказала Дитте, когда мы обедали. Обычно о визите гостей она предупреждала меня за день.

— Я пойду на прогулку в парк Виктории. Сегодня прекрасный день.

Дитте взглянула на сестру, потом на меня.

— Вообще-то мы хотели, чтобы ты осталась.

Я посмотрела на свой живот, теперь уже большой и заметный, потом — вопросительно на Дитте.

— Они хорошие люди, — сказала она.

Сначала я не поняла. Я ни с кем не общалась, кроме сестер. Только в апреле папа приезжал на мой двадцать пятый день рождения. Теперь был почти июнь, и я стала огромной.

Бет поднялась из-за стола и налила себе кофе.

— Они не могут сами родить ребенка, Эсме, — сказала она. — Но они будут хорошими родителями для твоего.

Ее слова дошли до меня, когда Дитте потянулась через стол и взяла меня за руку. Я не оттолкнула ее, но и не смогла ответить на ее нежное рукопожатие. Я задыхалась и не могла говорить из-за пустоты, которая образовалась в моей груди. И виной тому была не одышка. Я прекрасно понимала, что чувствую, но передать это словами не могла.

Я видела, как Бет повернулась от плиты с кофейником в руках. Ее лицо искажала нелепая улыбка, которую она старалась удержать. Что же она такого увидела, отчего изменилось ее лицо и задрожали руки? Кофе пролился на пол, но она даже не шевельнулась, чтобы вытереть его. Бет смотрела на сестру. Я никогда раньше не видела ее такой растерянной.

* * *

Я не могла решить, что надеть, хотя выбор у меня был невелик. Когда я последний раз видела Сару, я считала, что мой живот хорошо спрятан. Теперь я задумалась о том, знала ли она все это время. Такие мысли вызвали во мне досаду и раздражение. Я надела платье, которое подчеркивало грудь и слишком плотно обтягивало талию, затем встала перед зеркалом. В отражении было что-то неприличное и прекрасное одновременно. Я провела обожженными пальцами по изгибу груди, по округлости живота. Ребенок зашевелился, и ткань платья пошла волнами.

Я переоделась в блузку и юбку, которые взяла у Дитте, а сверху накинула домашний халат.

Когда я вошла в гостиную, Сара поднялась. Сестры хотели, чтобы послеобеденное время прошло как можно спокойнее, поэтому оставались на своих местах и произносили вежливые фразы, которые звучали натянуто и слишком беспечно. «А вот и ты». «Не желаешь ли чаю, Эсме?» «Мы только что говорили, какая чудесная сегодня погода». «Кусочек "Мадеры", Сара?»

Не обращая на них внимания, Сара подошла ко мне и взяла меня за руки.

— Эсме, если ты не хочешь, чтобы это произошло, я тебя пойму. Тебе будет сложнее, чем кому-либо еще. Подумай хорошо. Ты должна быть уверена в своем решении.

Что я чувствовала? Сожаление, горе, потерю. Еще надежду и облегчение. Были и другие эмоции, которым я не могла придумать название, но я чувствовала их горечь всем нутром. Вместо слов я ответила Саре потоком слез.

Она обняла меня своими сильными руками и позволила рыдать у нее на плече. Она была крепкой и бесстрашной.

Когда Бет наконец налила чай в чашки, мы все шмыгали носами.

Мы пили чай и ели кекс, а я смотрела, как крошка застряла у Сары в уголке рта. Я заметила, как внимательно она слушает все, что говорит Бет. Она не перебивала ее, но не всегда соглашалась с ее мнением. Я прислушалась к звукам ее голоса и вспомнила, как звонко она смеется. Может быть, она еще и петь умеет.

Раньше я старалась не думать о том, что случится, когда беременность закончится. Я не задавала вопросов, а сестры говорили намеками. Они уже давно все спланировали?