Потерянные слова

— Боюсь, я тебя разочарую, милый. Мы приехали, когда Шарп вышел отбивать подачу, — Сара встала на носочки, чтобы поцеловать мужа, и я не могла отделаться от мысли, что его сутулость появилась благодаря браку.

Филип посмотрел на счетное табло.

— Ну все, я так понимаю, теперь я буду считаться выбывшим, — сказал он и повернулся ко мне. Его ореховые глаза сияли. — Эсме, я очень рад тебя видеть.

Я не знала, что ответить, поэтому кивнула с натянутой улыбкой. Когда он протянул мне свою длинную руку, я подала ему свою. Он взглянул на мою обожженную ладонь, но не вздрогнул. Я ожидала, что его рукопожатие будет слабым из-за страха раздавить то, что выглядело таким хрупким, однако его хватка оказалась достаточно крепкой, чтобы моя ладонь не выскользнула раньше, чем было принято. По словам папы, рукопожатие может многое рассказать о характере человека.

* * *

Был вторник, и миссис Трэвис взяла выходной. Сара должна была прийти на чай, и сестры собирали на кухне поднос. Когда я вошла, Дитте выкладывала на блюдо кусочки кекса, а Бет заваривала чай. Только я хотела предложить свою помощь, как почувствовала, что по ноге стекает струйка. Не успела я сообразить, что это, как из меня хлынул поток. Я ахнула, и сестры повернулись.

— Мне кажется, воды отошли, — сказала я.

Дитте держала в руке кусок кекса, а Бет — чайник. Несколько секунд они не двигались, а потом переполошились, как испуганные цыплята, забегали туда-сюда, перебивая друг друга. Они спорили о том, можно ли мне есть или нельзя, пойдет ли мне на пользу чай из листьев малины или лучше не пить его, нужно ли мне прилечь или лучше принять ванну.

— Я точно помню, что доктор запретил принимать ванну, — сказала Бет.

— А я помню, как Ада Мюррей говорила, что ванна была для нее облегчением, а она родила сотню малышей, — говорила Дитте, из голоса которой исчезли обычные спокойствие и уверенность.

Мне не хотелось ни есть, ни пить, ни принимать ванну, но никто не спрашивал мое мнение.

— Я думаю, мне надо переодеться во что-то сухое, — перебила их я, потому что все еще стояла в луже, вызвавшей такой переполох.

— Боль началась? — спросила Бет.

— Нет, я чувствую себя так же, как и десять минут назад, только одежда мокрая. — Я думала, мои слова их успокоят, но сестры смотрели на меня в полном недоумении. Когда в дверь постучали, они обе бросились открывать ее, оставив меня одну на кухне.

— Где она? — послышался голос Сары.

Все трое пришли на кухню. Сара вбежала первой, с широкой улыбкой на веснушчатом лице.

— Все совершенно нормально, — сказала она, заглядывая мне в глаза до тех пор, пока не убедилась, что я ее понимаю. Потом она повернулась к сестрам и повторила более строгим голосом: — Совершенно нормально.

Заметив кекс на кухонном столе и пар, поднимающийся из чайника, она воскликнула:

— Ах, превосходно! Чай будет как раз кстати. Мы с Эсме присоединимся к вам через десять минут.

Она взяла меня за руку и повела вверх по лестнице.

У меня в комнате Сара опустилась передо мной на колени и сняла с меня туфли. Она молча влезла под мою юбку и отстегнула чулки. Я чувствовала, как ее пальцы скатывают их вниз и по коже ног бегут мурашки. Сара не спрашивала, можно ли мне помочь, она просто помогала.

— Это правда нормально? — спросила я.

— У тебя воды отошли, Эсме. И они прозрачные. Это совершенно нормально.

— Но доктор Сканлан говорил, что после этого сразу появится боль, а я ничего не чувствую.

Она подняла голову, ее рука рассеянно поглаживала мою лодыжку.

— Боль появится, — сказала она. — Через пять минут или пять часов. И когда это произойдет, тебе будет больно, как в аду.

Я знала, что так и будет, но надеялась, что бывают исключения. Я почувствовала, что бледнею. Сара подмигнула мне.

— Советую ругаться. Это облегчит боль в самые тяжелые моменты, но ты должна ругаться от души. Никаких бормотаний или проклятий про себя. Нужно кричать. Роды — единственное время, когда тебе сойдет это с рук.

— Откуда ты знаешь? — спросила я.

Сара поднялась.

— Где у тебя ночные сорочки?

Я показала на комод.

— В нижнем ящике.

— Я рожала два раза, — ответила она, доставая ночную сорочку, — и, к сожалению, в обоих случаях воды были непрозрачными.

Сара помогла мне через голову снять платье и нижнюю юбку. Снова опустившись на колени, она вытерла мне ноги. Затем она сняла с меня панталоны, осмотрела каждый дюйм влажной ткани и поднесла их к носу.

Я поморщилась.

— Пахнет как надо, — с улыбкой сказала она. — Я еще помогала моей сестре при рождении пятерых младенцев. Ее штаны пахли так же, и все малыши родились с громкими криками.

Сара бросила мои панталоны в кучу грязного белья. Больше снимать было нечего. Я осталась совсем голой.

— Ты останешься? — спросила я.

— Останусь, если хочешь.

— Женщины обычно ругаются при родах?

Сара надела мне через голову ночную сорочку. Она скользнула по коже, как ветерок. Сара помогла мне найти вырезы для рук.

— Если знают правильные слова, то не могут их сдержать.

— Я знаю много плохих слов. Меня научила им одна старая женщина на рынке в Оксфорде.