Показывая все новые фотографии, Маркус рассказывал о шахтах, где они были сделаны, о людях, которые были на них запечатлены. Вот мужчина, карабкающийся по веревке в колумбийской скальной шахте с налобным фонариком и киркой в руке. Его глаза налиты кровью, веки воспалены от черной пыли, которая заполняет шахту, когда он долбит породу в поисках изумрудов. На следующем снимке — мужчина толкает по снегу груженную породой тачку на высоте двух тысяч метров в горах Каракорум на севере Пакистана.
— Этот парень надеется отыскать рубины, кварц или аквамарин. Если повезет, то отыщет топаз.
На последнем фото — человек с сетью на шее и с деревянными пробочками в ноздрях погружался в бирюзовые воды моря.
— Ловец жемчуга, — догадалась Кейт.
Маркус тяжело вздохнул и закрыл ноутбук. Кейт положила руки ему на плечи, чтобы успокоить растревоженное фотографиями воображение. Они оба замерли, умиротворенные шумом прибоя.
Маркус накрыл ее ладони своими и через какое-то время стал поглаживать их пальцами. Из звуков остались лишь шелест волн и их дыхание.
Первым порывом Кейт было уйти. Вернуться в свой номер и попытаться уснуть, попытаться забыть эти фотографии. Забыть Маркуса.
Она должна была спокойно убрать руки, попрощаться и запереть дверь в номере. Но Маркус не только погладил ей руки, он тронул ее сердце своей душевной теплотой. Кейт ощутила ее, когда рассматривала сделанные им снимки. Особенно ее тронула фотография черноглазого колумбийского мальчика с россыпью зеленых минералов на грязной ладошке. Восторг на его лице вызвал у Кейт бурю эмоций. Ее сердце пело, когда она любовалась другим снимком, где мать баюкает своего малыша прямо в грязном котловане, не сводя глаз с его личика и сжимая его крохотную ручку в своей ладони.
Островки любви и надежды. Маркус умудрялся выхватить такие моменты жизни, которые возвышали человека над самыми ужасными обстоятельствами.
Кейт вспомнила хранилище Лондонского музея, и в ее воображении выстроилась вереница из людей и драгоценных камней — люди вырывают минералы из недр земли, вырубают их из скал высоко в горах, поднимают с морского дна, везут горными тропами, через пустыни и моря. Ей виделись загрубелые руки, создающие золотые оправы, ограняющие и шлифующие бриллианты для прекрасных колец, которые потом станут кому символом любви, а кому — напоминанием об утрате.
— Мне жаль, извини, — вымолвила Кейт, высвобождая руки.
Она искренне сожалела о той глобальной несправедливости, которая творилась во всем мире и во все времена. Жаль маленького мальчика из Ганы и парнишку из Колумбии, жаль прабабушку Эсси с ее секретами, которые, как подозревала Кейт, не позволили ей вернуться в Лондон, а еще ей было жаль саму себя.
Она сожалела о разбитом сердце Маркуса. Глядя на тени под его глазами, она поняла — под гладкой загорелой кожей и жизнерадостным поведением он скрывает свои залежи горя, сожалений и ошибок. Какими словами он мог выразить все это? Светом и тенью.
Кейт оценила сильные плечи Маркуса, изящные линии спины. Она восхищалась его стойкостью и целеустремленностью. Его камера повидала многое — и обыденность, и красоту, и жестокость, но он не разочаровался и сумел сохранить внутри себя надежду и великодушие. Не довольствуясь наблюдением жизни со стороны, он сам ушел с головой в бурлящий котел жизни.
А ведь совсем недавно она считала Маркуса симпатичной пустышкой. Она так сильно ошибалась!
Кейт невольно подняла руку и провела по кудрям Маркуса. Он повернулся, вопросительно склонив голову, и прижался щекой к ее ладони. Сердце Кейт затрепетало, затем учащенно забилось. Под легким порывом морского бриза где-то захлопнулось окно, и вдруг воцарилась тишина. Их вопрошающие взоры встретились. Кейт и сама была в растерянности, обуреваемая сомнениями, заслуживает ли она этого момента наслаждения? Чувствует ли Маркус то же, что и она? Это просто мимолетное увлечение или..?
У него почти взрослая дочь, твердила себе Кейт. В Сиднее. Но нечто более сильное, чем разумные доводы, затягивало ее все дальше. В области живота распускалось томное жжение, опускаясь все ниже. Ей хотелось отвернуться от своей скорби и отдаться этому позыву. Прильнуть к Маркусу и скользнуть руками по его спине, погладить шрам. Желание разлилось по ее венам, и она поняла, что сопротивляться ему просто безумие. Ей нужна близость…
Кейт наклонилась и прильнула к его губам. Они были мягкими и с легким привкусом кокоса. Когда она отстранилась, Маркус властным движением привлек ее обратно, для более долгого и жадного поцелуя.
Затем он медленно поднялся, глядя ей в глаза, и они молча пошли в ее номер. В комнате мерцала одинокая свеча, оставленная служащими отеля после вечерней уборки. Не проронив ни слова, они прошли прямо к кровати и растянулись на свежих простынях.
Маркус прижался к ней, и она ощутила, как биение его сердца сливается с ее собственным. Она слышала его дыхание, которое становилось все громче и глубже. И в тот момент, когда ее дыхание слилось с его, последние сомнения отступили, и она потянулась к Маркусу навстречу.