Под конец принесли два эспрессо, от запаха свежего кофе Кейт невольно заулыбалась. Последние дни Маркус был ненавязчиво заботлив. Он запомнил, что она предпочитает черный кофе, а во время работы любит белый чай, разбавленный холодной водой, чтобы не обжечься. Маркус иногда давал ей дельные советы насчет чипсайдской статьи и консультировался у нее по поводу изображения изумрудных часов и помандера. В процессе работы они постоянно подшучивали друг над другом, и она была рада, что вместо неловких споров во время выбора иллюстраций к статье, как нередко случалось с другими коллегами, она наслаждалась совместным творчеством с тем, кто был заинтересован в наилучшем результате не меньше, чем она сама.
После завтрака Маркус отправился на арендованном вертолете в горы. Лив готовилась к экзаменам, прерываясь на купание и поедание сочных плодов ассаи с травяным смузи. Кейт полдня корпела над проектом «Мементо мори» для своего швейцарского клиента, затем продолжила работу над статьей о драгоценностях Чипсайда.
Вечером они все вместе прогулялись вдоль пляжа, полюбовались подсвеченным фортом Галле и едва успели вернуться в отель, как поднялся ветер, швыряя им в лицо песок.
После прогулки Лив откланялась, сославшись на подготовку к экзаменам.
— Пора браться за книжки. Не дождусь, когда этот год уже закончится.
— Ты думаешь, она знает? — спросила Кейт на третью ночь, когда они лежали обнаженными под белыми простынями в ее номере.
— Знает что? — спросил Маркус с явной издевкой и провел пальцем по ее бедру.
— Я серьезно! — возмутилась Кейт, приподнявшись на локте.
Он приподнялся ей навстречу и поцеловал в лоб.
— Я уверен, она переживет это. Ей стукнуло восемнадцать, считай, взрослая.
Должно быть, смущение, которое охватило Кейт, отразилось на лице, и Маркус принялся ее успокаивать.
— Послушай, сейчас она по горло занята своими выпускными экзаменами, затем ей надо решать, что делать на следующий год. Короче, ее не интересует, чем там занимается старенький папаша. К тому же, ты ей нравишься.
И он снова поцеловал ее, но уже в губы, скользнув рукой по талии и ниже. Затем навалился и крепко сжал в объятиях. Кейт не могла насытиться силой его рук, солоноватым привкусом кожи.
Потом, лежа на скомканных простынях, мокрые от пота, они делились спонтанными воспоминаниями из своей жизни. Маркус рассказал о своих путешествиях на плато Кимберли в Западной Австралии, где красная пыль проникает буквально в каждую щелочку вашего тела, одежды и снаряжения. В красках описал новогодний фейерверк в Сиднейской гавани и поведал о самом удобном месте, с которого лучше всего его наблюдать. Кейт поделилась впечатлениями об осенних прогулках по Бостону и призналась в любви к дому Эсси на Луисбург-сквер, и что для нее не было прекрасней места в мире, чем солнечная кухня Эсси со стенами лютикового цвета и такими же занавесками, где всегда пахло свежей выпечкой.
Затем, как это обычно случалось, они заговорили о работе.
— В самый первый день я видел у тебя рисунок пуговицы, очень похожей на те, что в Лондонском музее. Есть какая-нибудь связь? — спросил Маркус.
— Пока не уверена, — ответила Кейт, пытаясь подражать беспечному тону Маркуса. — Я нашла этот рисунок в бумагах моей прабабушки. Она родом из Лондона. А тут еще оказалось, что у моей кузины Беллы есть кулон из точно такой пуговицы. Она носит его на цепочке. Только на рисунке пуговица с камушками, а на кулоне Беллы их нет.
— Так это целая история. Собираешься ее вставить в статью?
— Нет, по крайней мере, пока не найду убедительных доказательств. Прабабушка не очень-то распространялась о своем детстве. Ее семья из бедных ирландских иммигрантов. Как-то я ее расспрашивала, мне тогда было восемнадцать… — Кейт в задумчивости пожала плечами. — Я все допытывалась, почему она больше никогда не ездила в Лондон, но она так и не ответила. До сих пор понятия не имею, что произошло…
Кейт замолчала, думая о том, что, скорее всего, Эсси не желала ворошить прошлое. Боль, утраты и разочарование — весь этот скорбный багаж она запрятала глубоко в своем сердце. Как поступила и сама Кейт, выбросив из головы образ конверта с почтовой маркой Новой Зеландии, хранившийся под кипой бумаг на ее рабочем столе.
— В основном Эсси рассказывала о простых повседневных вещах — как они ели рыбу по пятницам, как собирали уголь на железной дороге, о протестах суфражисток. Как мальчишки играли в футбол на мощеных улицах.
— Похоже, она была неплохой рассказчицей. Значит, это у вас семейное.
— Возможно. Правда, я предпочитаю ювелирную тему. Больше конкретики.
— Ну, так что собираешься делать?
— Не знаю, — промямлила Кейт и прикрыла лицо подушкой, чтобы не выдать своего отчаяния. — Я в том смысле, а что, если Эсси или кто из ее близких украли это украшение? А как еще могла появиться такая вещь в полунищей семье?
Если ее прабабушка была воровка, то Кейт сомневалась, что сможет написать об этом в своей статье. И должна ли она? Прабабушка основала и создала в Бостоне крупную компанию, с ее именем связано множество достойных начинаний. Зачем подрывать репутацию Эсси?