Там же у выхода мы, два счастливых человека, обняли друг друга. Наверное, увидев нас, кто-нибудь подумал бы, что я его старшая сестра или тетя. Как только мы сели в фаэтон, он тут же без слов дал понять, что не желает, чтобы с ним обращались и игрались, как с ребенком, и что я должна была его принять, как настоящего мужчину. Я была удивлена его такому быстрому возмужанию и преображению. В нем совсем не чувствовался его возраст, и я должна была считаться с новой реальностью, и его личностью. Скажу искренне, мне нравилось это новое обстоятельство, а говорить о том, как я его любила, совершенно излишне.
В ванную он меня не впустил. Он молча посмотрел на меня, и этого было достаточно, чтобы я повиновалась ему. Да, именно повиновалась, так как я чувствовала, что рядом с ним это было неизбежно.
Когда он вышел из ванной, я накрывала на стол. Я взглянула на него, он стоял в коротких трусах, которые я приготовила ему. После горячей ванны литое, как скала лицо и тело пылали. Они излучали удивительную энергию и страсть. Он приблизился ко мне и посмотрел в глаза. Он волновался, я волновалась тоже. Потом он взял меня за руку, очень нежно притянул к себе и обнял. Я оказалась полностью в его власти. Он целовал меня, я отвечала тем же. Потом я будто пришла в себя и немного отступила назад. Неожиданно он поднял меня в воздух и унес в спальню. Я лишь шептала: не торопись. Но я не сопротивлялась, я и прежде в своих мечтах часто видела именно то, что сейчас происходило. Мы оба были неопытными в любви и вместе учились этому искусству. Я помогала ему. Он был настоящим мужчиной, и я быласчастлива, что именно ему я отдала свою девственность. С каждой минутой он становился все уверенней, и вскоре полностью овладел мною.
Когда мы сели за стол, было уже время ужинать. Он первым поднялбокал и сказал: «Ты моя жена, и если кто осмелится соперничать со мной, то я убью его». Он сказал это спокойно и выпил. Я почувствовала, что он действительно был готов сдержать свое слово. Но кого он имел в виду, когда говорил о сопернике? Не дядю ли…
Три дня он не выходил из дома. Я тревожилась и говорила, что у него могут возникнуть проблемы в училище, но он и слушать не хотел, говорил, что все уладит сам. Когда он вернулсяв училище, его посадили на «гауптвахту», и даже встал вопрос об его отчислении, но, так как он был одним из лучших курсантов, первым наездником и стрелком, и даже превосходил в этом старшекурсников, то ограничились тем, что вызвали адъютанта Музы, который уладил все проблемы.
В апреле я забрала его на Пасху. За эти четыре месяца он еще больше вырос и возмужал. Он выглядел еще более уверенным в себе. Пасхальное воскресенье мы встретили в церкви. Тогда он и сказал мне: когда я окончу училище, мы обвенчаемся. Я и несомневалась, что все будет именно так. И на этот раз он опоздал в училище на два дня. Он не хотел возвращаться, но я обещала ему приехать за ним через две недели, и он согласился со мной. Я хотела забрать его и двадцать шестого апреля, в мой день рождения, чтобы вместе отметить этот день, но, как нарушитель режима, он был наказан, и ему не разрешили покидать училище.
Когда он окончил курс, он не остался в училище на каникулы, а все лето провел у меня. Не пожелал он поехать и к дяде: почему-то мне кажется, что он не был благосклонен к его семье, хотя не знаю, почему. Возможно, он не чувствовал в ней должного тепла.
Мы сшили для него два костюма. В них он выглядел настоящим князем. Возможность быть рядом с ним наполняла меня чувством гордости. Мы часто гуляли по улицам Петербурга. В том году стояло чудное лето. Почти каждый вечер мы ходили в театр. Пока я была в салоне, он ни разу не пришел туда, говорил, что мужчине нечего делать в женском салоне, до моего возвращения он оставался дома и читал.