Потерянный и возвращенный мир. Маленькая книжка о большой памяти (сборник)

«…Вор и жулик… Вор – это очень бледный парень, бедно одет, карман отодран, со впалыми щеками, замучен, без шапки, волосы как солома… Это все “о” – продолговатое “о”… “Во-ор” – это такое серое… а тут еще евреи не выговаривают “р” – и получается “вох” – совсем серое… А “жулик” – это другое… Это парень с раздутыми щеками, они лоснятся, глаза сальные, над глазом шрам… Когда раньше я был маленьким, я произносил “а зулик” – он был маленький, плотный, сжатый… “зз” – это муха поет, мне казалось, что она на окне, эта муха, а потом я уже слышал правильно – “жулик” – и он вырос.

…А “ганеф” (евр., вор) – это в полутемной комнате когда вечер – когда еще не зажгли огонь – и слышен шорох, и он берет кусок хлеба с полки… Это я слышал маленьким – хлеб с полки – а где?… значит, у нас в кладовке.

“Вора” я мог бы пожалеть, а “ганефа” – никогда! «Зулика» можно пощадить, а “жулика” – этого толстомордого?! У них это зависит от того, как он одет, а у меня – как я вижу его, от лица».

«…А вот еще “хворать” и “болеть” – это разное. “Болеть” – это легкая вещь, а “хворать” – это тяжело. “Хвороба” – это серое слово, оно падает, закрывает человека… “Он тяжело болен” – это можно: “болезнь” – это туман, который, может выходить из человека и окружает его… А если “хворать”, то он лежит где-то внизу, “хворать” – это хуже… “Он прихварывает” – он ходит и прихрамывает… но это не связано с общностью звучания, это совсем разные вещи…» (опыт 31/III 1938 г.).

Но здесь мы уже переступаем границы простой «физиономики слов» и входим в другую область – ею нам еще придется заняться…

Его ум

Мы рассмотрели память Ш. и проделали беглую экскурсию в его мир. Она показала нам, что этот мир во многом иной, чем наш. Мы видели, что это мир ярких и сложных образов, трудно выразимых в словах переживаний, в которых одно ощущение незаметно переходит в другое. Мы видели, как построены воспринимаемые им слова и какую работу он должен проделывать, чтобы выделить их подлинное значение.

Как же построен его ум? Что характерно для его познавательных процессов? Как протекает у него усвоение знаний и сложная интеллектуальная деятельность? Чем отличается его мышление от нашего?

Здесь мы снова вступаем в мир противоречий, в котором преимущества наглядного, образного мышления переплетаются с его недостатками и где богатство так причудливо сочетается с бедностью.

Попытаемся описать силу и слабость этого ума; мы найдем в этом много поучительного.

Сила

Сам Ш. характеризует свое мышление как умозрительное. Нет, ничего общего с отвлеченными и умозрительными рассуждениями философов-рационалистов это не имеет. Это ум, который работает с помощью зрения, умозрительно…

То, о чем другие думают, что они смутно представляют, Ш. видит. Перед ним возникают ясные образы, ощутимость которых граничит с реальностью, и все его мышление – это дальнейшие операции с этими образами.

Естественно, что такое наглядное ви́дение создает ряд преимуществ (к ряду очень существенных недостатков мы еще вернемся ниже). Оно позволяет Ш. полнее ориентироваться в повествовании, не пропускать ни одной детали, а иногда замечать те противоречия, которых не заметил и сам автор.