Потерянный и возвращенный мир. Маленькая книжка о большой памяти (сборник)

(I) «Ага… теперь я видел другое: он сам был работник, в нем алчность, он благоговел перед ягодной рекой. Я услышал “в нем”… ах, вот, значит, это батрак?… Значит, у него какие-то ужасные переживания».

(Экспериментатор объясняет: он давит виноград!)

«Ах, вот! А у меня с детства другое представление: кругом бревна, мне рассказывал ребе – “dreshen die weintrubn”, я тогда глядел в окно – и всё происходило в этом проходе. Когда я должен понять новый образ, мне надо преодолеть старый».

(II) «“Шел на ералаш”… путаница… Как же так? Из шалаша шел пар… Что же будет? “Гремел” – пропустил:… потому что капли дождя бьют о траву…

Он вошел в шалаш – а внутри комната… Это комната, которую я видел при чтении Зощенко – как кто-то во время страды сделал предложение женщине… “Она сидит и чешет ногу” – и вот шалаш – и эта комната…

“Гремел закат” – это не может быть… Закат солнца… закат – это что-то идиллическое…

“Качались травы” – это неверно. Маленькие травы не качаются, качается дерево… Я вот и видел осоку. Но если закат идиллический, откуда же “качаются травы”?

“Ветер мёл шалаш”, но как может ветер быть при таком закате? Мёл, мёл… – это передвигал шалаш? Шалаш был передвинут? Ах, внутри мёл… нет, этого быть не может, я ведь еще нахожусь снаружи… Только когда “вошел босой”, тогда открывается дверь внутрь шалаша…

…Я большой консерватор в словах… Я раньше думал, что “профилактические меры” могут быть только в медицине, а “интервал” только в музыке… Я думал, как это люди так ловко применяют слова в других областях? Это трюк, софистика…

Нет, мне надо быстрее прочесть, чтобы понять, чтобы не рождались образы, а то я каждое слово вижу…» (опыт 15/III 1938 г.).

И еще из другого стихотворения:

Усмехнулся черемухе, всхлипнул, смочил
Лак экипажей, деревьев трепет…

Б. Пастернак

«“Усмехнулся черемухе” – я увидел молодого человека… потом я узнал, что это на Мотинской улице, в Режице… Он ей улыбнулся… но тут же “всхлипнул”… значит, уже появились слезы, орошают ее… значит, здесь уже горе… Я вспомнил, как одна женщина пришла в крематорий и часами сидела и смотрела на портрет… Но вот “лак экипажей” – это уже приезжает барыня – она приезжала в карете с мельницы Южатова, и я смотрю: что она делает? Она выглянула. В чем тут дело? Почему “он” печален?… И “деревьев трепет”… “Трепет деревьев” – мне легко, я вижу трепет – и потом деревья, а если обратно – “деревьев трепет” – я вижу дерево, и его еще надо раскачать, и у меня большая работа» (тот же опыт).

Нужно ли удивляться тому, что восприятие, при котором каждое слово рождает образ, может так и не дойти до подлинного понимания поэтического смысла?!