Потерянный Ковчег Завета

— Тут его прятали, — повторил Дауд, указывая пальцем на одну из стен здания. — Тут рос тростник. Тут спрятали пророка Мусу, и потому мы и построили здесь церковь — одну из красивейших на всем Ближнем Востоке.

Дауд обнял меня за плечи и благочестиво произнес:

— Валлах! Муса был великий человек. У него, правда, росли, говорят, рога, как у некоторых евреев. Но он все равно великий человек. Великий пророк. — Дауд криво улыбнулся. — Ему удалось устроить бегство израильтян из фараонова рабства и избавить Египет от всякого еврейского сброда.

Дауд опять помрачнел.

— Беда в том, что они потом вернулись. И осквернили эту клятую церковь. — Он снова с озабоченным видом потрогал крест.

Бегло осмотрев синагогу, мы пошли через Мадинат аль-маута — Город Мертвых, древнее каирское кладбище, которое больше тысячи лет дает пристанище как мертвым, так и живым. Воры, преступники, паломники, чтецы Корана, сторожа могил частенько устраивали себе жилье прямо в склепах, а в последние десятилетия к ним присоединились сотни тысяч бездомных. Раньше кладбище было в пустыне, за пределами города, но город вырос, окружил его, и сейчас эта обширная территория находится в центре большой, шумной столицы.

Город Мертвых оказался островком относительной тишины. По его улицам бродили кучками черные козы и грязные оборванные дети. Повсюду висели клочья дыма и тумана, скрывавшие гробницы и сами похожие на гробницы, так что оставалось только гадать, какие из них настоящие. Кое-где попадались весенние цветы, тусклые из-за покрывавшей их мелкой белесой пыли.

Дауд хорошо здесь ориентировался. Несясь, несмотря на заметную хромоту, сломя голову, он провел меня по маршруту, охватившему все самые интересные гробницы и мавзолеи.

Коротко рассказав о той или иной гробнице, Дауд тут же тащил меня к следующей. В конце концов он привел меня к сооружению, которое его действительно интересовало. Рядом с каменным чудом средневековой исламской архитектуры, увенчанным куполом — гробницей какого-то забытого поэта или святого, — несколько рабочих возводили вокруг заросшего травой пятачка земли корявую стену из шлакоблоков.

После долгой прогулки по дневной жаре обычно неутомимый Дауд пожаловался на усталость и захотел остановиться и выкурить сигарету. Мы обошли гробницу и сели неподалеку на древние каменные плиты, опоясанные красными и желтыми лишайниками. От гробницы, казалось, веяло холодным смрадом.

Дауд вел себя так, словно бывал здесь не раз.

Строители, судя по цвету кожи, явились сюда с юга Египта, а то и из более южных земель, например, из Судана. Черные, изнуренные люди; на лицах — выражение абсолютной безнадежности. Настолько раздавленные тяжестью жизни, что не поздоровались с нами и даже не обратили на нас внимания. Из низкого проема в стене гробницы появилась женщина. Она улыбнулась Дауду как знакомому. Женщина несла, прислонив к округлому бедру, алюминиевый поднос, на котором я разглядел несколько стаканчиков с золотистыми ободками и кучку самодельных папирос. Она поставила поднос на землю, подняла с земляного очага закопченный чайник и принялась разливать чай — крепкий до черноты, как принято в южном Египте. Потом стала обносить строителей: каждый получил стакан чая и папиросу.

Рабочие уселись на корточки в тени стенки, которую строили, и закурили. К запаху дыма от очага примешался свежий дух гашиша.

— Притон наркоманов, — ухмыльнулся Дауд, показывая черные зубы. — Они строят для этой вдовы стену, а она расплачивается чаем, наркотой и не знаю еще чем. Странное место — Египет. Наши прекрасные законы запрещают выращивать табак — никто не знает почему, — и каждый год нам приходится ввозить миллионы тонн табака, но гашиш может выращивать у себя на заднем дворе любой бездельник. Эта вдова — Мариам — тоже его выращивает и продает.

Один из рабочих взял барабан и стал выстукивать сложный пульсирующий африканский ритм. Дауд позабыл об усталости и начал исполнять какой-то нескладный танец в стиле диско. Похоже, у Рикки Гервайса[15] появился серьезный конкурент. Никогда не видел такого странного танца: Дауд подскакивал, вращал глазами, с жаром крестился и отвешивал глубокие поклоны в сторону заходящего солнца. Рабочие почти не обратили на него внимания.

Немного погодя Мариам вернулась к себе в склеп, а потом вышла, накинув поверх длинного поношенного хлопкового платья разноцветную шаль с блестками. Она подошла, встала прямо передо мной и, улыбаясь, тоже начала танцевать. Вдова соблазнительно извивалась, а Дауд пожирал ее глазами. К явному ее неудовольствию, барабанщик остановился, отодвинул в сторону барабан и свирепо глянул на меня. Наверное, ждал, что я заплачу ему, чтобы он продолжал стучать.

Мариам прекратила танец и вскинула голову. Она приблизилась к барабанщику; вокруг ее стройных ножек облачком взвилась пыль. С победным видом женщина подняла барабан над головой и сама стала в него ударять. Она била в барабан и танцевала. Глаза ее выражали полный триумф.