В Многоглазах было что-то такое, что будило во мне первобытное ощущение неправильности, хотя для Питера они были просто частью острова. Их толстые круглые туловища, густо покрытые волосами и раздутые от поглощенной ими крови, их лапы – целых восемь, слишком много – и их странные кривые движения, одновременно плавные и неуклюжие. Они были чужеродностью, всем тем, чего не было в мальчишках.
– Гарри, зажги от огня факел, – приказал я.
Я стиснул в руке оленьи внутренности. Влажная плоть скользила по моим пальцам.
Гарри быстро встал у меня за спиной, держа длинную толстую палку с пылающим концом.
– Так, – сказал я. – Я брошу эту дрянь ему и посмотрю, возьмет ли он ее. Гарри, используй огонь, если он подберется слишком близко. Кивок, Туман – распределитесь за мной с рогатками. Если он пробьется мимо меня или Гарри, выбивайте ему глаза камнями.
Я рассудил, что даже Питер не сможет протестовать, если Многоглаз сорвется со скалы и погибнет из-за того, что ослеп. Вернее, протестовать-то он сможет (и обычно делает это очень громко, когда что-то идет не так, как ему хочется), но мы сами эту тварь не убьем и потому буквально исполним созданный Питером закон.
А мое собственное желание уничтожить Многоглазов на острове хотя бы отчасти исполнится.
С ножом в левой руке и влажными оленьими кишками в другой я кивком указал на вход в пещеру. Остальные двинулись за мной. Я слышал, как часто и отрывисто дышит Гарри. Факел, который он держал, сыпал мне на шею искры, но мне нельзя было вскрикивать.
Многоглаз уже преодолел склон и полностью вылез на карниз. Между ним и нами расстояние было совсем маленьким, и он показался мне крупнее тех Многоглазов, которых я видел в прерии под высоким голубым куполом неба.
Здесь на нас давила темнота, а из-за скал и пещеры казалось, что мы оказались в закрытой комнате с этой тварью. Кишки у меня в руке так воняли, что глаза заслезились.
Увидев нас, Многоглаз протяжно зашипел и постучал о землю всеми восьмью лапами, словно волной, начиная с задней с каждого бока и заканчивая передней. Я уже видел, как Многоглазы так делали, когда были испуганы или встревожены.
Я не льстил себе мыслью, будто он увидел в четырех мальчишках угрозу, но все Многоглазы боятся огня, а факел у Гарри был достаточно большим, чтобы им угрожать. Гарри встал справа от меня, а Кивок и Туман остались сзади.
Если мне покажется, что тварь намерена прорваться мимо нас с Гарри, я не стану ждать, чтобы Кивок и Туман выбили ему глаза. Я схвачу факел и сгоню его со скалы – и к черту правило Питера. Громадное чудовище не сожрет всех мальчишек, хоть Питер и считает, что их всех можно спокойно заменить на новых.
Многоглаз неуверенно шагнул к нам, продолжая шипеть сквозь свои длинные клыки. Я решил, что он молодой, еще не кончил расти – хоть он и казался таким большим на этом карнизе. В лунном свете было хорошо видно, что он еще не оброс серебристо-серым мехом, который появлялся у взрослых, и не покрыт шрамами, остающимися от безжалостных боев за еду. Многоглазам всегда не хватало пищи, потому что из их яйцевых камер появлялось на удивление много малышей.
Я сказал себе, что только совсем молодой мог уйти так далеко от остальной стаи – и имел глупость карабкаться на скалу. Он ведь и правда мог сорваться и погибнуть, не добравшись до нас. Интересно, что подтолкнуло его к такой попытке.
А молодняк должен отвлечься на оленину и испугаться огня. По крайней мере, так я говорил самому себе.
Я бросил внутренности в сторону Многоглаза – со всей силы. Как я и надеялся, кишки пролетели мимо его лап и остановились у края обрыва.
Он щелкнул клыками, и с одного из них соскользнула капелька яда, зашипев на камнях. Не надо, чтобы этот яд на вас попал. Он прожигает до самой кости. У меня осталось несколько круглых шрамиков на левой руке, где много лет назад меня обрызгал Многоглаз.
Многоглаз посмотрел на кучу кровавых кишок. Я ждал, надеясь, что он примет внутренности как дар и уйдет. Взрослый сделал бы именно так.
Десятки глаз без зрачка вращались у него над клыками, словно он задумался. Гарри угрожающе поднял факел, и тварь отступила на пару шагов, снова зашипев.
У этих созданий мы не видели носов, но, похоже, они все равно как-то чуяли. Многоглаз развернул свое раздутое тело к внутренностям. Я вздохнул, только теперь заметив, что затаил дыхание.
Когда я был один, страха не было – только твердая уверенность в том, что именно надо сделать. А вот когда рядом были другие мальчишки – особенно новички…
(особенно Чарли)
…я начинал за них тревожиться, и часть моих мыслей всегда была занята их безопасностью. Именно в этом, наверное, была одна из причин, по которым Питер велел мне прекратить с ними нянчиться. Он никогда о мальчишках не беспокоился, ни минутки. Да и обо мне тоже, если на то пошло.
Внезапно Многоглаз снова повернулся к нам, проигнорировав наше подношение – и издал пронзительный звук, похожий на визг.
У меня за спиной коротко охнул Туман – и сразу же заткнулся, а я понял, что ему тоже хотелось завизжать.