Потерянный мальчишка

Рыжий Том закрыл глаза, и я точно знал: на внутренней стороне век он видит картину того, как его капитана съедают живьем. Этого времени мне хватило, чтобы вытащить кинжал и воткнуть ему в шею.

Его глаза распахнулись, он булькнул – и кровь собралась у него во рту и пролилась на губы. Он беспомощно замахал руками, упал на колени… а потом Рыжего Тома не стало.

Его тело завалилось на землю. Я вытащил нож и вытер кровь о свои штаны из оленьей шкуры.

Солнце на западе уже начало опускаться. Я затенил глаза рукой и вгляделся в длинное поле желтой травы. Не было видно ни Питера, ни пиратов, ни Многоглазов. Я подумал, что они должны были находиться совсем близко, раз Рыжий Том так рано побежал обратно в лагерь.

Но потом я вспомнил, что задремал в траве. Хотя мне казалось, что это было всего на мгновение, на самом деле я мог проспать и дольше. Разбудивший меня шум мог раздаваться дальше, чем мне показалось. Звуки на острове распространялись странно.

Труп Рыжего Тома почти тут же привлек мух. Я схватил его за руку и уволок в траву, оставляя след густой крови. По шее и спине у меня лился пот. Меня всегда удивляло, какие у взрослых тяжелые трупы по сравнению с мальчишескими, даже если этот взрослый и был таким худым, как Рыжий Том.

Я оставил его у самого края поля, чтобы любой проходящий мимо Многоглаз его нашел и съел. Если кто-то из оставшихся пиратов придет сюда искать своих пропавших товарищей, единственное, что он найдет – это кровавый след. А при удаче и его успеет смыть очередной дождь.

А потом я двинулся обратно к Медвежьей берлоге. Я попал на тропу через узкую расщелину между двумя скалами. Дорога сначала круто шла вверх, а потом петляла по предгорьям, в конце концов пересекаясь с горной тропой к пещере.

Пройдя часть тропы, можно было заглянуть в поля довольно далеко, и я так и сделал: повернулся, проверяя, не удастся ли мне увидеть Питера до того, как солнце окончательно сядет.

Я не умею бегать так быстро, как Питер, и слышу не так хорошо. Но вот вижу я четко и далеко, и точность моих выстрелов ограничивается только тем, насколько далеко может улететь стрела.

К моему изумлению Питер оказался не очень далеко – возможно, в четверти часа ходьбы. Я очень ясно его увидел недалеко от границы прерии. Несколько голубых и розовых цветов качались вокруг его головы. Он стоял спокойно, явно не опасаясь, что его кто-то увидит или поймает.

Он стоял ко мне боком, и он… разговаривал с собственной ладонью? По крайней мере, именно так это выглядело. Я сощурил глаза – и мне показалось, что в его полураскрытой руке подпрыгивает золотой огонек.

Светлячок? С чего это Питер вдруг разговаривает со светлячком?

Это было странно, даже для Питера. Он отвернулся от меня, встав лицом к центру прерии и гнезду Многоглазов. Я наблюдал за ним, не понимая, что он делает и почему не поворачивает обратно к пещере, ко мне.

И вот тут я впервые увидел, как он летит.

Он поднялся над травой – плавно, очень плавно, радостно болтая ногами. Вскоре он оказался почти на одном уровне с моим местом на тропе. Если бы он повернулся, то увидел бы меня. Но он не повернулся. Он полетел прочь, над золотистыми полями, к морю.

Я почувствовал, как у меня в груди загорелась зависть, такая обжигающая, что даже слезы из глаз выбила. Когда он такому научился? Почему не поделился с нами?

Почему не поделился со мной?

То тепло, которое мне принесла его улыбка, исчезло. Я не знаю Питера – теперь не знаю. Раньше мы всем делились. Питер всегда брал меня на приключения.

И вот теперь у него появились договоры с Многоглазами и он умеет летать. У него есть секреты. Мне не нужно ждать в Медвежьей берлоге такого мальчишку – такого, который говорил мне, что я особенный, но делал это только дли того, чтобы я не слишком присматривался к тому, чем он занят.

И я побежал, забыв про усталость, и на бегу старался забыть все те минуты, когда мы дразнили крокодила, плескались с русалками и оставляли в дураках капитана пиратов.

Я мог думать только об одном, видеть только одно: как Питер летит, летит, летит прочь.

Улетает прочь без меня.

Глава 7

Он догнал меня уже далеко за Медвежьей берлогой. Солнце село, луна снова светила – и та тревога, которая отпустила меня, когда я спал в дневную жару, вернулась с новой силой. Я слишком долго отсутствовал. С Чарли могло случиться все, что угодно.

Я выбрал ту более длинную дорогу, по которой ушли мальчишки, потому что не хотел, чтобы Питер нашел мой короткий путь. Это была только моя дорога – моя, и теперь еще Чарли, и мне не хотелось, чтобы Питер слишком много о ней узнал.

Я услышал приближение Питера – но только потому, что он насвистывал пиратскую песенку. Ночь была безоблачная, а луна, как всегда, такая яркая, что когда тропа выныривала из-под тени деревьев, на ней было светло, как днем.

– Джейми! – окликнул он меня, как только заметил. – Джейми, это надо было видеть!

Казалось, он не заметил, что я не послушался его приказа ждать у Медвежьей берлоги, и это тоже стало жаром, смешавшимся с завистью из-за его полета.