Нахмурясь мрачно, Враг ему ответил:«Бесстыдно насмехающийся Ангел!Ты знаешь, что умею я сноситьСтрадания ничуть других не хуже;Ты знаешь сам, как крепко я стоялВ бою, в котором гром к тебе на помощьПришел и поддержал твое копье,Без этого не страшное нимало!Из слов твоих, как прежде, вижу я,Насколько ты в делах войны несведущ:Не понимаешь ты, что верный вождь,Недавно потерпевший неудачу,Не станет всею силой рисковать,Сначала сам опасность не измерив.Для этого решился я одинПерелететь ужасную пустыню,Чтоб высмотреть вновь сотворенный мир,О коем Ад был полн различных слухов,Надеясь лучший здесь найти приютДля войск моих, измученных борьбою, —Здесь, на земле, иль в воздухе вверху, —Хотя б пришлось из-за владений новыхЕще раз испытать, что можешь сделатьТы со своею всей нарядной ратью,Которая пригодна лишь на то,Чтоб вашему услуживать ВладыкеНа Небесах да сладко гимны петь,Перед Его престолом пресмыкаясь,На честный же едва ль способна бой».Ему ответил быстро Ангел-воин:«Сказать и тут же взять слова назад,Назвать разумным бегство от страданийИ тут же в оправданье привестиЖеланье отыскать приют для войска —Все это обличает не вождя,А гнусного лжеца, чья ложь открыта!Себя ты смеешь верным называть —Ты, Сатана? Какое оскверненьеСвятого слова – верность! Но кому жТы верен был? Своей мятежной шайке?Толпе врагов? По телу и глава!Из верности ль и твердой дисциплины,Из долга ли присяги боевойВы отказали все в повиновеньиТой Высшей Силе, признанной всем миром?И ты, ханжа коварный, что теперьЖелаешь покровителем свободыКазаться, – разве ты не больше всехВилял когда-то в Небе, пресмыкалсяИ обожал Небесного Царя,В себе надежду тайную скрываяЦарить, Его низвергнув, самому?Но вот что я скажу тебе, обманщик:Беги туда, откуда ты бежал,Иль, если ты еще в теченье часаПокажешься в святых пределах этих,Тебя я, в яму адскую в цепяхНизвергнув, припечатаю так крепко,Что больше ты не будешь преступатьЗатворов, для тебя чрезмерно слабых».Так он грозил, но Сатана, угрозНе убоясь и яростью пылаяЕще сильней, надменно возразил:«Ты о цепях тогда толкуй, надменныйПривратник-Херувим, когда я будуТвой пленник; впрочем, ранее тогоТягчайшее почувствуешь ты бремяОт рук моих сильнейших, хоть и носишьТы на крылах Небесного ЦаряИ с равными тебе, к ярму привыкнув,Впрягаешься охотно в колесницуПобедную, в которой, торжествуя,Он шествует по звездной мостовой».Пока он это говорил, зарделсяОгнем пурпурным ангельский отрядИ полукругом, точно полумесяц,Сомкнулася фаланга, наклонивЕму навстречу копья. Так ЦерерыГустое поле, зрелое для жатвы,Волнуясь, груз колосьев наклоняетТуда, куда их бурный ветер гнет,А земледелец мучится тревогой,Боясь, чтоб вместо зерен дорогихДля молотьбы солома не осталась.С другой же стороны, готовый к бою,Стоял, собрав все силы, Сатана,Отважно размахнувшись, неподвижный,Громадный, как Атлант иль Тенериф.Он упирался в тучи головою,На шлеме у него пернатый ужасГрозою веял, а в руке он нечтоПохожее в одно и то же времяНа щит и на громадное копье,Сжимал. Дела ужасные могли быСвершиться здесь: не только б Рай погиб,Но, может быть, и звездный свод небесныйКрушенье б потерпел, и все стихииСмешались бы в ужасном столкновеньи,Когда б Предвечный не предупредилУжасную ту битву, золотыеВесы свои поставив в Небесах,Которые мы видим ныне междуАстреею и Скорпионом; ОнНа тех весах все взвешивал созданьяСвои, когда творил, – и шар земной,И воздух, чтоб дать им равновесье,Впоследствии ж все взвешивал событья,Сраженья все и царства; и теперьДве тяжести на тех весах Он взвесил:Последствия от бегства СатаныИ, против них, исход той страшной битвы,И быстро вверх взвилась вторая чашаПод коромысло. Гавриил, узревТо знаменье, сказал Врагу поспешно:«Твою я силу знаю, Сатана,Как знаешь ты мою. Та и другая —Не наши: Небом нам они даны.Итак, безумно было б нам гордитьсяТем, что оружьем можем сделать мы:Не больше это, чем позволит НебоТебе иль мне, хоть я теперь вдвойнеМогуч, чтоб в грязь втоптать тебя. Чтоб в этомТы убедился, посмотри туда,Прочти свой жребий в знаменьи небесном,Где взвешен ты; там видно, как ты легок.Как будешь слаб, сопротивляясь мне».Враг посмотрел, свою увидел чашу,Поднявшуюся вверх, – и больше споритьНе стал; бежал он с ропотом глухим,И с ним бежали все ночные тени.