Потерянный рай

Едва заметная тропа, которую проторили торговцы, ремесленники и даже скотоводы, тянувшиеся на нашу ярмарку, местами исчезала под слоем воды. Неоднократно, когда затопление проникало слишком далеко в долину, нам приходилось делать крюк; зато обрывистые и каменистые части гораздо меньше страдали от паводка.

Размокшая, вязкая и блестящая почва даже на расстоянии от берегов затрудняла движение: мы то скользили, то утопали по щиколотки, то не могли оторвать от земли безнадежно отяжелевшую от грязи и разбухшую от воды обувь.

Несколько подавленный, с щемящей тревогой на сердце и пересохшим горлом, я не испытывал того восторга путешественника, не слышал того зова неведомого, что бодрят, придают сил, наполняют легкие и наделяют ликованием, заставляющим забыть про усилия; мои ноги с трудом волокли лишенное всех желаний вялое и измученное тело.

Барак похлопал меня по плечу. Он тоже выглядел довольно уныло.

– Теперь уйти из деревни для нас чистая пытка.

– Я чувствую себя побитой собакой.

– Отныне наша жизнь там, возле них.

Золотые слова. Наш мир изменился: у него появился центр: для Барака им стала Елена, для меня – Нура. И блеклые тоскливые окраины угнетали нас. Уйти означало принять тягостную муку изгнания.

– Когда любишь, ты уже не свободен, – вздохнул Барак. – Что дороже? Любовь или свобода?

Отвечая самому себе, он улыбнулся:

– Несомненно, любовь! Я долго пользовался свободой и даже злоупотреблял, но теперь пресытился! Полная свобода, но ради чего? Клеймо неудачника, недуг одиночки, трудности жалкого бедолаги – вот что такое эта свобода! Я думаю только о том, чтобы лететь к Елене, сделать ее счастливой, наслаждаться ее присутствием и ее радостью.

– Каждый день я все больше негодую на Панноама. Украв у нас Елену и Нуру, он украл у нас счастье. Почему я был столь глуп, чтобы это терпеть?

– А я? – прогремел Барак. – Мой брат обладал лишь одним превосходством: умел убедить, что он – лучший. Я смирился с тем, что он лучше меня, что он достоин большего.

– Точно как я.

– Естественно. Сын инстинктивно наделяет отца всеми возможными достоинствами. Но я-то?! Даже когда я раскусил его хитрости и узнал о его предательстве, его двуличие представлялось мне несравненным преимуществом, премудростью, которой я, жалкий тупица, не обладаю. Ты вовремя спохватился.

– Благодаря тебе…

– И Нуре. Она пришла за тобой, рискуя жизнью.

Вспомнив тот эпизод, я ощутил озноб и захотел повернуть назад, чтобы прижать Нуру к сердцу. Дядюшка сдержал мой порыв.

– Что готовит нам Озеро?

– У Тибора были видения. Озеро переполняется и с необузданной силой захватывает берега.

– Почему?

– Тибор получил только образы и звуки, но никаких пояснений.

– Жаль! Если бы мы узнали, могли бы обратиться к Озеру.

– Тибор сомневается относительно подношений и молений, дядюшка. Кстати, я тоже.

– Хм…

Барак машинально притронулся к своим амулетам.

Несмотря на сложности продвижения по вязкой почве, экспедиция проходила благополучно. Очарование пути постепенно затмевало невзгоды, тяготы и ощущение оторванности от близких. Теперь, смирившись со своим временным изгнанием, я наслаждался красотами нашего изменившегося пейзажа. Местами Озеро разлилось широко, так что в зарослях осоки образовалась топкая полоса; приняв эти травы за камыш, утки плескались в них, крякали и взлетали с повисшими лапами. Порой Озеро брало приступом каменистые берега, и дикие козы, перескакивая с камня на пригорок, казались часовыми, охраняющими свои укрепления.

По вечерам мы разжигали костер, чтобы поджарить себе мясо и отпугнуть хищников. И засыпали вместе с солнцем.

На второй день, после переправы через текущий из леса ручей, Барак начал отставать.

– Нога? – встревоженно прошептал я.

Он успокоил меня, покачав головой:

– Мой мальчик, дальше иди без меня.

– Что?

Барак в смущении почесал локти, и от этого движения напряглись его огромные мышцы – я нередко поражался, как с такими бицепсами ему вообще удается сгибать руки.

– Этот ручей ведет в Пещеру Охотниц. Я отправляюсь туда.

Я выпучил глаза. Он уточнил:

– Я пошел с тобой и ради этого тоже.

Я в ужасе взвыл:

– Барак!

Возмущенный моим возмущением колосс сделал шаг назад:

– Негодник, что ты себе вообразил?

– Ничего я не вообразил: я знаю!

– Что ты сказал?

– Я знаю, какие делишки обделывают в Пещере Охотниц!

Барак хлопнул себя по лбу, сдержался, чтобы не взорваться, потом окинул меня с головы до ног презрительным и одновременно изучающим взглядом:

– Что ты за жалкое, отвратительное существо! Вонючий скунс, я собрался в Пещеру Охотниц не делишки обделывать, а проститься!

– Проститься? – с недоверием проворчал я.

– Да, проститься. Мне довелось пережить там волшебные моменты, и я считаю необходимым поблагодарить Охотниц!

– Угу… Особенно Малатантру.

– Малатантру в первую очередь, разумеется.

Увидев мою недовольную мину, Барак взорвался:

– Согласен, Малатантра продает мужчинам свои прелести, но эта чувствительная особа, несомненно, будет рада узнать, что я жив и встретил свою юношескую любовь.

– Уверен ли ты, Барак, что устоишь перед чарами Малатантры?

Он в задумчивости поднял глаза к небесам:

– Нет.