Нектарную. Немало было здесьУлыбок нежных, ласковых речейИ шалостей, что молодой чете,Соединенной в силу брачных узСчастливых, свойственно, когда онаУединяется. НевдалекеРезвились тысячи земных зверей,Позднее одичавших и травимыхЛовцами в глубине дубровных чащ,В пустынях и пещерах. Лев играл,Выказывая ловкость, и в когтяхКозленка нянчил. Прыгали вокругМедведи, барсы, тигры, леопарды,Супругов теша. Неуклюжий слонУсиленно старался их развлечь,Вращая гибким хоботом; змея,Лукаво пресмыкаясь, к ним ползлаИ Гордиевым завязав узломСвой хвост, невольно упреждала ихО роковом коварстве. На лугуПокоились другие и глазели,Насытясь, или, жвачку на ходуЖуя, плелись к ночлегу. Между темСклонялось ниже солнце и ужеК далеким океанским островамПриблизилось, и звезды в небесахЗатеплились, провозвещая ночь,А Сатана, как прежде, все гляделОшеломленный; наконец, едваСобой владея, скорбно произнес:«— О Ад! Что видит мой унылый взор!Блаженный край иными населенСозданьями, из праха, может быть,Рожденными; не Духами, хотяНемногим отличаются ониОт светлых Духов Неба. Я слежуЗа ними с изумленьем и готовИх полюбить за то, что Божий ликСияет в них, и щедро красотойСоздателем они одарены.Не чаешь ты, прелестная чета,Грозящей перемены. ОтлетятУтехи ваши; бедственная скорбьЗаступит их, тем горшая, чем слащеБлаженство нынешнее. Да, теперьВы счастливы, но на короткий срок.В сравненье с Небом слабо защищенВаш уголок небесный от Врага,Сюда проникшего, но от ВрагаНевольного. Я мог бы сострадатьВам, беззащитным, хоть моей беде,Увы, никто не сострадал. ИщуСоюза с вами, обоюдной дружбыНерасторжимой; мы должны вовекСовместно жить; и если мой приютНе столь заманчивым, как Райский Сад,Покажется, вы все равно приятьЕго обязаны, каков он есть,Каким его Создатель создал вашИ мне вручил. Я с вами поделюсьОхотно. Широчайшие вратаДля вас Геенна распахнет; князейСвоих навстречу вышлет. Вдоволь тамПростора, чтоб вольготно разместитьВсех ваших отпрысков; не то что здесь,В пределах Рая тесных. Если АдНе столь хорош — пеняйте на Того,Кто приневолил выместить на вас,Невинных, мой позор, в котором ОнВиновен. Пусть растрогала меняБеспомощная ваша чистота, —А тронут я взаправду, — но велятОбщественное благо, честь и долгПравителя расширить рубежиИмперии, осуществляя месть,И, миром этим новым завладев,Такое совершить, что и меня,Хоть проклят я, приводит в содроганье».Так Сатана старался оправдатьНеобходимостью свой адский план,Подобно всем тиранам; он, затем,Слетел с макушки Древа, с вышиныВоздушной и, к резвящимся стадамЧетвероногих тварей подступив,Поочередно облики зверейСтал принимать различные, стремясьНеузнанным пробраться и вблизиПоживу разглядеть, узнать вернейше,Из действий и речей обоих жертв,О их обычаях. Вот гордым львом,Сверкая взорами, вокруг четыОн выступает; вот, припав к земле,Под видом тигра, что застал в лесуДвух нежных ланей и решил игруЗатеять с ними, он одним прыжкомПеременяет место и опятьКрадется, повторяя много разУловку эту, выжидая мигУдобный, чтоб добычу закогтить.Но первый из мужей — Адам любовноОкликнул Еву — первую из жен;Подслушивая, жадно Враг внималРечам, ему неведомым досель.«— Единая участница утех,Равно — их драгоценнейшая частьЕдиная! Всесильный создал насИ этот мир для нас; конечно, ОнБезмерно добр и в доброте СвоейБезмерно щедр, из праха нас призвавК счастливой жизни райской. Мы ничемНе заслужили счастья и воздатьНичем Творцу не можем. Он взаменТак мало требует: блюсти запретЕдинственый и легкий: изо всехДеревьев, что различные плодыНам дивные даруют, лишь от ДреваПознанья не вкушать; оно растетБок о бок с Древом жизни. Столь близкаОт жизни смерть. Но что такое смерть?Наверно, нечто страшное. ГосподьГрозил нам смертью, если мы вкусимЗапретный плод. Вот наш единый долгПокорности признательной, за власть,Которую Всевышний нам вручилНад всеми тварями земли, водыИ воздуха. Он первенство призналЗа нами. Не сочтем же тяготойПриказ Его. Мы в остальном вольныЛюбое наслажденье избиратьНеограниченно. Хвалу ТворцуИ милостям Творца провозгласимОтныне и вовеки, предаваясьОбязанности милой: холить сад,Оберегать растенья и цветы.Вдвоем с тобой — мне сладок всякий труд».Ответствовала Ева: «— От тебяИ для тебя родясь, я плоть от плотиТвоей. Существованью моемуНет смысла без тебя. Ты — мой глава,Мой вождь. Правдиво все, что ты сказал,И мудро: неустанно восхвалятьСоздателя, вседневно возносяЕму благодаренья, — мы должны;И особливо я, — ведь не в примерЯ счастлива общением с тобой,Созданием меня превосходящим;Но ты себе не сыщешь ровни здесь.Я вспоминаю часто день, когдаОчнулась я впервые, осознавСебя покоящейся на цветах,В тени листвы, дивясь: кто я такая,Где нахожусь, откуда я взялась?Вблизи ручей с журчаньем истекалИз грота, образуя водоемНедвижный, чистый, словно небосвод.Я простодушно подошла к нему,На берег опустилась травяной,Чтоб заглянуть в глубины озерцаПрозрачные, казавшиеся мнеВторыми небесами; но, к водеСклонясь зеркальной, увидала в нейНавстречу мне склоненное лицо.Мы встретились глазами. В страхе яОтпрянула; виденье в тот же мигОтпрянуло. Склонилась я опятьПрельщенная, — вернулось и оно,Мне отвечая взглядами любвиИ восхищенья. Долго не моглаЯ оторваться от него в тоскеНапрасной, но какой-то глас воззвал:«— Прекрасное созданье! Этот ликЛишь ты сама, твой образ; он с тобойЯвляется и пропадает вновь.Вперед ступай, тебя я провожу,Не тень обнимешь ты, но существо,Чье ты подобье. Нераздельно с нимБлаженствуя, ты множество детей,Похожих на тебя, ему родишь,Праматерью людей ты наречешься!»Что было делать? За вождем незримымПоследовав, тебя я обрела,Пригожего и статного, в тениПлатана; мне сдалось, ты уступалМанящей негой, кроткой красотойВиденью милому, что в глуби водПредстало мне. Я повернула прочь;Ты, кинувшись вдогон, кричал: «— Вернись,Прекраснейшая Ева! От когоБежишь? Ты от меня сотворена,От плоти плоть, кость от костей моих.Для твоего существованья, частьОт самого себя, от бытияТелесного, ближайшее, у сердца,Ребро я отдал, чтоб вовек при мнеУтехой неразлучной ты была.Тебя ищу как часть моей души,Мою другую половину!» ТыКоснулся в этот миг моей руки.Я предалась тебе и с той порыУзнала, что мужской, высокий ум,Достоинство мужское — красотуНамного превосходят; поняла,Что истинно прекрасны — лишь они!»Так молвила Праматерь, томный взорС невинною, супружеской любовьюИ ласковостью мягкой возведяНа Праотца, его полуобняв,К нему прильнув. Под золотом волосРассыпанных ее нагая грудь,Вздымаясь, прилегла к его груди.Покорством нежным Евы упоенИ прелестью, он улыбнулся ейС любовью величайшей; точно такЮпитер, облака плодотворя,Дабы цветы на Землю сыпал Май,Юноне улыбался.[252] На устахСупруги милой чистый поцелуйАдам запечатлел, а СатанаЗавистно отвернулся, но потомС ревнивой злобой искоса взглянулНа них опять и в мыслях возроптал:«— Мучительный и ненавистный вид!В объятьях друг у друга, эти двоеПьют райское блаженство, обретяВсе радости Эдема. ПочемуИм — счастья полнота, мне — вечный Ад,Где ни любви, ни радости, одноЖеланье жгучее, — из ваших мукНе самое последнее, — томитБез утоленья. Должен я, однако,Не позабыть подслушанное мной.Им, кажется, не все принадлежитВ Раю. Здесь роковое где-то естьПознанья Древо; от него вкушатьНельзя. Познанье им запрещено?Нелепый, подозрительный запрет!Зачем ревниво запретил ГосподьПознанье людям? Разве может бытьПознанье преступленьем или смертьВ себе таить? Неужто жизнь людейЗависит от неведенья? УжельНеведенье — единственный залогПокорности и веры и на немБлаженство их основано? КакойОтличный способ им навернякаПогибель уготовать! РазожгуВ них жажду знанья. Научу презретьЗавистливый закон, который БогПредначертал для униженья тех,Кого познанье бы могло сравнятьС богами. К чести этой устремясь,Вкусив, они умрут. Иной исходВозможен разве? Надо лишь сперваПовсюду исходить весь Райский сад,Заглядывая в каждый уголок.Авось какой-нибудь Небесный ДухВ тени прохладной или у ручьяСлучайно попадется, и тогдаЯ постараюсь кое-что ещеРазведать у него. А ты живиДо времени, блаженная чета,И кратким счастьем пользуйся, покаЯ не вернусь; последует затемТвоих страданий долгая пора!»Так, с наглостью помыслив, отошелОн горделиво и пустился в путь;Ловча и соблюдая осторожность,Леса, поля, долины и холмыУкрадкой исшагал. Уже к черте,Где небосвод на море и землеПокоится, неспешно Солнце внизКатилось, и пологие лучиЕго закатные струили светВечеровой на Райские ВратаВосточные — утесистый хребетИз алавастра; он издалекаПриметен был, вздымаясь к облакамНа гребень лишь одна тропа велаПетлистая; со всех других сторонНависшие, зазубренные скалыК вершине алавастровой горыДорогу преграждали. Там сиделСреди столпов скалистых Гавриил,Начальник стражи Ангельской,[253] и ждалПрихода ночи. Юные бойцыПред старшим героические игрыЗатеяли, оружие сложивНебесное: шеломы, и щитыИ дротики, блиставшие во мглеАлмазами и золотом. Но вдругСам Уриил на солнечном лучеПримчался к ним. Так падает звезда,Осенней ночью небо прочертив,Сквозь воздух, полный огненных паров,И мореходам указует румб,Откуда угрожает ураган.Архангел, торопясь, проговорил:«— О, Гавриил! Блаженный этот крайТы неусыпно должен охранять,По жребию, — от всяческого зла.Но в сфере, мне подвластной, некий ДухЯвился нынче полднем и заверил,Что жаждет он создания ТворцаНовейшие увидеть, — предо всем,Последний образ Божий — Человека.Я указал дорогу, но следилЗа ним. Когда он завершил полетНа севере Эдема, на горе,Подметить я успел, что Небу чуждЕго страстями омраченный взор.Я из виду его не упускал,Но скрылся он в тени. Меня страшит:Не из орды ли он бунтовщиковНизвергнутых, покинувший Геенну,Чтоб смуту здесь посеять? РазыщиВо что бы то ни стало чужака!»Крылатый воин молвил: «— Не дивлюсьНимало, Уриил, что в силах ты, —Пресветлый сферы Солнца властелин, —Непогрешимым зреньем проницатьБезмерное пространство вширь и вглубь.Но бдительная стража этих вратСюда не даст прохода никому,Впуская лишь насельников Небес,Ей хорошо известных. До сих порНе появлялся ни один из нихС полудня. Если ж Дух иной проникС дурными целями, преодолевЗемные огражденья, — знаешь сам,Что бестелесных трудно удержатьПри помощи вещественных препон.А если тот, о ком ты говоришь,Здесь прячется, — его разоблачуК рассвету, под личиною любой!»Он так заверил. Тотчас УриилВернулся вновь на пост, и тот же лучСверкающий, полого наклонясь,Отнес его на Солнце, что теперьЗа острова Азорские зашло, —Поскольку Солнце с дивной быстротойНеслыханной дневной свершило круг,Иль менее проворная Земля,Спеша путем кратчайшим на восток,Оставила светило позади,Где отражает золото оноИ пурпур, украшая облакаУ своего закатного престола.Вот безмятежный вечер наступил,И серый сумрак все и вся облекОдеждой темной; он сопровожденМолчаньем, ибо птицы и зверьеУже расположились на ночлег;Кто на траве заснул, а кто в гнезде.Лишь соловей не спит; ночь напролетПоет влюбленно; тишина емуВосторженно внимает. ПросиялСапфирами живыми небосклон,А самым ярким в хороводе звездБыл Геспер,[254] их глава, пока ЛунаНе вышла величаво из-за тучИ разлила свой несравненный свет, —Царица ночи! — и на темный мирНабросила серебряный покров.И Еве так сказал Адам: «— ПодругаПрекрасная! И ночь, и мирный сонПрироды призывают нас вкуситьОтдохновенье. Присудил Господь,Чтоб труд и отдых, словно день и ночь,Сменялись. Вот урочная росаДремоты сладким бременем леглаНа наши веки. Для других существ,Бродящих праздно, длительный покойНе столь потребен. Должен Человек,Духовно иль телесно, — каждый деньТрудиться; в этом истинный залогЕго достоинства и знак вниманьяНебесного ко всем его путям.Животным же Создатель разрешилБездейственно слоняться и ТворцуОтчета не давать; но завтра мы,Опережая свежую зарюРумяную, что наступленье дняС востока возвещает, — мы опятьРаботу радостно возобновим,Цветущие деревья станем холить,Зеленые аллеи, где в тениПолуденный пережидаем зной;Там ветви разрослись, как бы смеясьНад нашей маломощью; больше рукЗдесь надо, чтоб смирить их буйный рост.Увядшие цветы и сгустки смол,Устлавшие тропинки, подлежатУборке, а пока, блюдя законПрироды, нас на отдых ночь зовет».Блистая совершенной красотой,Сказала Ева: «— Мой жизнеподатель,Владыка мой! Безропотно тебеЯ повинуюсь; так велел Господь.Он — для тебя закон, ты — для меня;Вот все, что женщине потребно знать,И для нее превыше в мире нетНи мудрости, ни славы. Близ тебяНе замечаю времени; равноВсе перемены суток, все часыМне сладостны: и утра первый вздох,И первый свет, и ранний щебет птах,И Солнце, что на чудный этот край,На травы, дерева, цветы, плодыВ росистых искрах, — первые лучиС востока проливает; и земляПахучая и тучная, дождемНапитанная теплым; и приходЗатишных, сонных сумерек; и ночьНемая; и торжественный певецНочной; и эта дивная ЛунаСо звездной свитой — перлами небес,Всё любо мне. Но ведай: ни дыханьеРассвета свежее, ни ранний хорПичуг, ни Солнце, что с востока льетЛучи на край прекрасный, ни росаСверкающая на плодах, цветахИ травах, ни пахучая земля,Омытая дождем, ни тихий вечер,Ни ночь безмолвная с ее певцомТоржественным, с гуляньем при ЛунеПод звездным роем трепетным, — ничтоМеня не тешит без тебя, Адам!Чему же служит блеск светил ночных,Когда смежает сон глаза существ?»«— О Ева! Дочь прекраснейшая БогаИ Человека! — общий предок нашОтветствовал. — Они вокруг ЗемлиБегут за сутки от страны к стране.Их назначенье: по ночам светитьНародам, что еще не родились,Всходить и заходить, чтоб темнотаКромешная не обрела опятьВ теченье ночи древние праваСвои, не истребила жизни всейВ Природе. Эти мягкие огниНе только свет, но и тепло дарят,Влияют разно, греют, умеряют,Питают, холят, силу придаютРастеньям звездную, готовя ихК приятью мощных солнечных лучейИ к полному расцвету. Нет, не зряГлубокой ночью тысячи светил,Никем не созерцаемые, льютСиянье дружное. Не полагай,Что если б вовсе не было людей,Никто бы не дивился небесам,Не восхвалял бы Господа. Равно —Мы спим ли, бодрствуем, — во всем, вездеСозданий бестелесных мириадыНезримые для нас; они делаГосподни созерцают и ЕмуИ днем и ночью воздают хвалы.Нередко эхо из глубин дубрав,С холмов отзывчивых, доносит к намТоржественные звуки голосовНебесных, воспевающих Творца, —Отдельных или слитых в дивный хор,И оглашающих поочередноПолночный воздух! Часто патрулиДозорные играют по ночамНа звучных инструментах неземных,И гимны чудные, и струнный звонВозносят нас духовно к Небесам!»Беседуя, они рука в рукеШли опочить в своей счастливой куще.Садовник высочайший сам избралЕй место, создавая Райский садНа благо Человеку. Лавр и мирт,С высокими растеньями сплетясь,Образовали кровлю шалашаДушистою и плотною листвой.Акант и благовонные кустыСтеной служили; множество цветовПрелестных: пестрый ирис, и жасмин,И розы, — меж ветвями проскользнув,Заглядывали изо всех щелей,В мозаику слагаясь. На землеФиалки, крокусы и гиацинтыУзорчатым раскинулись ковром,Намного ярче красочных прикрасИз дорогих камней. Любая тварь, —Зверь, птица, насекомое и червь, —Благоговея пред людьми, сюдаПроникнуть не дерзали. Нет, в тениТакой, в столь безмятежном и святомУединенье, ни Сильван и Пан —Измышленные божества, — ни фавны[255]И нимфы не вкушали сна вовек!Здесь Ева ложе брачное своеВпервые в плетеницы убрала,Устлала ворохом душистых трав,Когда с Небес венчальный гимн звучал,И Ангел брачный за руку привелЕе к супругу, в дивной наготеПрекраснее Пандоры,[256] что былаБогами изобильем всех даровОсыпана, подобно Еве ставПричиною неисчислимых бед;И к сыну безрассудному Япета,[257]Гермесом приведенная, людейПрельщением очей очароватьСмогла и похитителю огняЗевесова жестоко отомстить.Достигнув кущи, взоры возвелиЖена и муж к открытым небесам,Молясь Тому, кто Землю сотворил,Бодрящий воздух, голубую твердь,Лучистый лунный шар и звездный свод:«— Свершитель всемогущий! Создал ТыИ ночь, и нами прожитый в трудах,Назначенных Тобой, — минувший день,Счастливые взаимною помогой,Любовью обоюдною, — венцомБлаженства нашего, — по ТвоемуВелению. Чудесный этот РайДля нас велик, нам не с кем разделитьТвои дары, что падают, созрев,Без всякой пользы; но Ты дал зарок,Что племя многолюдное от насПроизойдет, и Землю населит,И благость безграничную ТвоюСовместно с нами будет прославлять,Восстав от сна и призывая сон, —Твой дар, — как призываем нынче мы!»Чета согласно вознесла мольбу;Иных обрядов не было у них,[258] —Лишь преклоненье истое одноПред Богом, наиболее ТворцуУгодное; потом, рука в руке,Вступили в сень; присущих нам одеждСтеснительных совлечь им не пришлось;И совокупно возлегли. Адам,Я полагаю, от подруги милойНе отвернулся, так же и женаОтказом не ответила, блюдяОбычай сокровенный и святойЛюбви супружеской. Пускай ханжиСурово о невинности твердят[259]И чистоте, позоря и клеймяНечистым то, что чистым объявилГосподь, и некоторым — повелел,А прочим — разрешил. Его завет:Плодиться, а поборник воздержанья —Губитель наш, враг Бога и людей.Хвала тебе, о брачная любовь,Людского рода истинный исток,Закон, покрытый тайной! Ты в Раю,Где все совместно обладают всем, —Единственная собственность. ТобойОт похоти, присущей лишь скотамБессмысленным, избавлен Человек.Ты, опершись на разум, утвердилаСвященную законность кровных уз,И чистоту, и праведность родства,И ты впервые приобщила насК понятиям: отец, и сын, и брат.Тебя я даже в мыслях не сочтуГреховной и срамной, в священный СадПроникнуть недостойной! О, родникНеиссякаемых услад семейных!Твое нескверно ложе[260] от вековИ будет впредь нескверным; посемуУгодники покоились на немИ патриархи. Здесь любовь остритЗлатые стрелы, возжигает здесьЛампаду неизменную своюИ веет взмахами пурпурных крыл.Здесь торжествует и царит она,А вовсе не в улыбках покупныхБлудницы, не в безлюбой, безотраднойУсладе мимолетной, не в пустом,Случайном волокитстве на пируНочном, на маскированных балах,Средь плясок суетных и серенад,Которые продрогший кавалерСпесивице поет, а лучше б онС презрением распутную отверг.Супруги спят в обнимку; соловьиИх убаюкали; цветочный кровРонял на обнаженные телаОхапки роз, что поутру опятьВозобновляются. Блаженно спи,Чета счастливая! Была бы тыСтократ счастливей, счастья не ищаПолнейшего и не стремясь пределДозволенного знанья преступить!Уже коническая Ночи тень,Обширный свод подлунный обходя,Измерила к Зениту полпути.Из врат слоновой кости в должный часВыходят Херувимы в боевомПорядке, при оружье, на дозор.Тогда Архангел Гавриил воззвалК военачальнику, что был за нимПо званью следующим: «— Узиил,[261]Ты с частью воинов ступай на юг,Следя за всем; я остальных бойцовНа север поведу. Мы круг замкнем,Сойдясь на западе». Как пламена,Отряды разделились; одному —Щитом Архангел указует путь,Копьем — другому,[262] а затем, избравДвух мудрых, мощных Духов приближенных,Изрек: «— Итуриил, и ты, Зефон,На быстрых крыльях облетите Сад,Проверьте тщательно, ни уголкаНе пропустив, особенно следяЗа кущей, где прекрасная чета,Быть может, мирно спит, не чая зла.Ко мне явился вестник ввечеру,От Солнца заходящего, сказав,Что некий Дух из Пекла ускользнул(Кто б мог помыслить!) и пробрался в Рай,Наверняка с недоброй целью. ВыДоставьте, отыскав его, сюда!»Промолвив так, повел он свой отряд,Сверканьем затмевавший блеск Луны,А два его посланца к шалашуНаправились и здесь нашли Врага.У Евиного уха прикорнулОн в жабьем виде, дьявольски стремясьК сокрытому проникнуть средоточьюВоображенья Евы, чтоб мечтыОбманные предательски разжечь,Соблазны лживых снов и льстивых грез,И вдунутой отравой загрязнитьФлюиды жизненные, что восходятОт крови чистой, как восходит парЛегчайший от дыхания ручьяПрозрачного, и растравить в душеПраматери броженье смутных дум,Досаду, недовольство, непокой —Источник целей тщетных и надежд, —И страсти необузданные — плодНадменных помыслов, что порождаютБезумье гордости. ИтуриилЧуть прикоснулся дротом к Сатане:Касание субстанции небеснойНевмочь снести притворству, не принявСвой настоящий облик; Враг вскочил,Ошеломленный тем, что обличен.Так искра производит взрыв, упавНа груду пороха, что про запасНакоплена в хранилище, ввидуУгрозы приближения войны;Мгновенно вздувшись, черное зерноВоспламеняет воздух. Так в своемОбличье истинном воспрянул Враг.Два Ангела прекрасных, от ЦаряУжасного невольно отступив,Бесстрашно вновь приблизились к немуИ молвили: «— Какой мятежный Дух,Из тех, в Геенну ввергнутых, посмелТюрьму покинуть и прийти сюда?Зачем, подобно недругу в засаде,Ты спящих стережешь, преобразясь?»«— Не узнаете? — Сатана вскричалПрезрительно. — Не знаете меня?Однако, знали встарь, когда я былВам не чета; настолько высокоЯ восседал, что вознестись тудаИ не мечтали вы. Меня не знатьЛишь может сам безвестный, из числаНичтожнейших; но если узнан я, —К чему пустым вопросом начинатьОсуществленье вашего заданья,Которое закончится ничем?»Презреньем на презренье возразилЗефон Врагу: «— Не думай, бунтовщик,Что ты остался прежним, утерявСиянье святости и чистоты,Венчавшее тебя на Небесах.Твой блеск померк, едва ты изменилДобру. Ты ныне страшен, как твой грех,Как Пекло мрачное, куда тебяНизвергли. Но ступай; ты дашь отчетТому, кто нас послал, кто этот крайИ этих спящих от беды хранит!»Речь Херувима, строго прозвучав,Была неотразимою в устахСияющего юной красотойВоителя, и посрамленный ДьяволПочувствовал могущество Добра.Он добродетели прекрасный ликУзрел и об утраченном навекПечалился, но более всегоСкорбел о том, что Ангелами онНеузнан был, настолько тусклым сталЕго бывалый блеск; но СатанаБестрепетен казался: «— Если мнеСражаться надо, — с главным поборюсь,А не с посланцами; не то на бойВас вызову одновременно всех;Я либо славу вящую снищуИль меньшему подвергнусь посрамленью!»Зефон ответил доблестно: «— Твой страхСвидетельствует, что из нас любой,Слабейший, может грешного тебя,А стало быть — бессильного, — сразить!»Враг промолчал, от злобы онемев;Подобно горделивому коню,Грызущему стальные удила,Он двинулся вперед, сочтя побег,Равно как битву, — тщетными. Испуг,Внушенный свыше, сердце оковал,Не знающее страха ни пред кем,За исключеньем Неба одного.Они от западной недалекиЧерты, где, полукружные пройдяПути, сошлись дозоры и в рядыПостроились, дабы приказу внятьОчередному. Вождь их, Гавриил,Вскричал: «— Друзья! Мне слышатся шагиПроворные, спешащие сюда.Итуриила и Зефона вижуСветящихся в тени, а с ними — царьОсанкою; хоть блеск его погас,Но поступь и свирепость выдаютВладыку Ада. Вряд ли без борьбыОтступит. Будьте стойки. Дерзкий взорПришельца вызывает нас на бой!»Лишь только он промолвил, два гонцаПриблизились и кратко доложили:Кто приведенный, где его нашли,Что делал и в каком обличье был.Сурово глядя, Гавриил сказал:«— Зачем предел, назначенный тебе,Ты преступил и стал помехой нам,Отвергшим твой пример? ОблеченыМы властью и законом допроситьТебя: как ты посмел пробраться в Рай,Наверно, с целью возмутить покойИ сон четы, которую ТворецВ обители блаженства поселил?»Глумясь, ответил Враг: «— На НебесахТы, Гавриил, считался мудрецом;[263]Я был согласен с этим, но теперьВнушает мне сомненье твой вопрос.Ну кто же собственным страданьям рад?Кому застенок люб? Кто б не бежалИз Преисподней, ввергнутый в огонь,Когда б возмог возвратный путь найти?Ты на побег отважился бы сам,Как можно дальше от Гееннских мук,В места, где есть надежда заменитьТерзанья — безмятежностью, а скорбь —Отрадой. Вот чего ищу я здесь.Ты не поймешь, ты горя не знавал,Ты только благо ведал. Мне в укорТвердишь о повелении Того,Кто держит нас в тюрьме. Но почемуОн крепче не замкнул Свои вратаЖелезные, коль нас хотел навекВ темницу заключить? Вот мой ответНа твой вопрос. Все остальное — верно;Твои посланцы там нашли меня,Где сказано. Однако в этом нетНи наглости, ни умышленья зла!»Так издевался нагло Архивраг.Воинственный Архангел возразилС презрительной усмешкой: «— НебесаКакого ж потеряли судиюПремудрого, с тех пор как Сатана,Охваченный безумьем, сброшен в Ад.Вторично обезумев, он тюрьмуПокинул ныне и в сомненье впалГлубокое: считать ли мудрецомТого, кто задает ему вопрос —Какою дерзостью он приведенСюда? Как самовольно ускользнутьПосмел из Ада? Бегство от расплатыЗаслуженной, от справедливых мукОн полагает мудрым! Думай так,Бахвал, пока не грянет Божья месть,Которую побегом ты навлек,Семижды наказуя беглеца,И мудрость, не постигшую досель,Что никакими пытками нельзяБезмерный гнев Господень утолить,Столь безрассудно вызванный тобой, —Бог ввергнет вновь ослушника в Геенну!Но почему же ты один? ЗачемВесь Ад не вырвался? Неужто имСтрадать легко и незачем бежать?Быть может, боль ты менее другихТерпеть способен? О геройский вождь,Удравший первым! Если б ты открылПокинутым товарищам причинуПобега, был бы ты не одинок».Насупясь, Враг ответил: «— Никому,Ехидный Ангел, я не уступлюВ отваге и терзаний не страшусь.Сам знаешь, как я стоек был в бою,Пока разряды залпов громовыхНе подоспели с помощью к тебеНас разметать; без них твое копьеМне страха не внушает. Речь твоя,Вопимая тобою наобум,Лишь подтверждает вновь, как ты незрелВ делах военных, если невдомекТебе, что, неудачу претерпевИ проиграв сраженье, верный долгуНачальник не рискнет свои войскаОпасностям безвестного путиПодвергнуть, не исследовав егоСобственнолично. Оттого лететьРешил я сам — один и пересекПустыню бездны, чтоб разведать мирНоворожденный, о котором слухДостигнул Преисподней. Здесь хочуПрибежище для сокрушенных войскНайти и разместить их на ЗемлеИль посреди воздушного пространства,Хотя б для этой цели снова намС тобою переведаться пришлосьИ с пышным воинством твоим; у нихОбязанность легчайшая — служитьВладыке своему на НебесахИ, пресмыкаясь, распевать псалмы,На должном расстоянье окруживЕго Престол — отнюдь не воевать!»Небесный ратник тотчас отвечал:«— Ты сам себя оспорил, заявивСперва, что бегство от Гееннских мукСчитаешь мудростью; потом призналсяВ шпионстве. Ты разоблаченный лгун,Отнюдь не вождь! Как, Сатана, посмелТы верностью хвалиться? ОсквернитьСвятое слово: верность? И комуТы верен? Скопищу бунтовщиков,Орде злодейской, своему главеПод стать? Неужто вашу честь и верностьПрисяге воинской вы соблюли,В повиновенье Власти отказавВерховной, признанной во всей Вселенной?О лицемер коварный! Ты сейчасБорца за вольность корчишь; но скажи:Кто в пресмыканье пред Царем Небес,В униженном холопстве превзошелТебя? Но ты хребет покорно гнул,В надежде, свергнув Бога, самомуГосподствовать. Тебе совет я дам:Прочь убирайся! Поспеши в тюрьму,Откуда ты сбежал, и если здесь,В священной этой области, опятьВозникнешь, я, преступника сковав,Вновь заключу в Геенну и тебяТак запечатаю,[264] что до концаВремен ты издеваться не дерзнешьНад слабостью затворов Адских Врат!»Так он грозил, но, не затрепетавИ пуще разъярившись, Враг вскричал:«— Сначала одолей, потом толкуйПро цепи, ты, надменный Херувим,Граничный стражник! Прежде потрудисьУзнать, что мощь руки моей тебеНе одолеть, хоть на своих крылахКатаешь ты Творца[265] и наравнеС такими же, привыкшими к ярмуРабами, колесницу БожестваПобедную среди Небес влечешьПо вымощенной звездами стезе!»На этот вызов Ангельский отрядЛучистый алым пламенем зардел,Фалангой серповидною тесняВрага, направив копья на него;Точь-в-точь — созревшая для жатвы ниваЦерерина, густой, остистый лесКолосьев наклоняет до земли,Куда их ветер гнет; глядит на нихКрестьянин озабоченный, страшась,Чтоб урожай желанный не принесЕму одну мякину. СатанаВ тревоге, силы все свои напрягИ словно Атлас или Тенериф,[266]Во весь гигантский выпрямившись рост,Неколебимо противостоялОпасности. Он головой в зенитУперся; шлем его увенчан былПернатым ужасом;[267] сжимал кулакОружие, подобное копьюИ вместе с тем служившее щитом!Вот-вот свершатся страшные дела!Не только Рай, но звездный небосвод,Стихии все могли быть сметены,Размолоты, развеяны как пыльВ свирепой этой стычке, но ГосподьВесы на небе поднял золотые;[268]Меж Скорпионом и Астреей[269] мыИ ныне видим их. На тех весахОн созданное взвесил в первый раз,С воздушной оболочкой уравнялПарящий шар земной; до наших днейСобытья взвешивает, судьбы царств,Исход военных действий; и теперьДва жребия Всевышний положилНа чаши: отступленье — на одну,Сраженье — на другую. Взмыла вмигОна до коромысла. Знак такойУвидев, Гавриил сказал Врагу:«— Мою ты знаешь силу, я — твою.Не наши обе, нам лишь вручены.Безумие — оружием бряцать,Когда твоим ты властен совершитьНе более того, что Бог попустит,Равно как я — моим; хоть я вдвойнеСильней и в прах могу тебя втоптать.Взгляни наверх, прочти твою судьбуВ небесном знаменье, где взвешен ты.Узнай, насколько легок ты и слаб[270]В противоборстве!» Враг возвел глаза,Свою увидел чашу, что взвиласьВысоко, и с роптаньем отступил,И все ночные тени вместе с ним.