Потерянный ребенок

«Сегодня Джейкоб возвращается домой из лечебницы. Я уже чувствую, как сильно успела измениться атмосфера, царящая в нашем домике. Я беспокойно хожу по комнатам и наполняю дом своим страхом.

Как это грешно с моей стороны – бояться возвращения собственного мужа, которого я так люблю, который пережил такое, что не под силу вынести ни одному человеку. Я постоянно вспоминаю тот день на вокзале, когда Джейкоб вернулся с побережья Нормандии и я ждала поезд с солдатами на заполненной людьми платформе.

Воздух был будто бы наэлектризован криками толпы, которая радостно приветствовала прибывающий поезд. Из каждого окна высовывались солдаты, большинство из них были в повязках. Никогда не забуду той громовой тишины, которая наступила, когда на перрон стали выгружать носилки с тяжело раненными солдатами с обрубками вместо рук или ног. Носильщики начали выкрикивать «с дороги!», а родственники толпились вокруг, отчаянно разыскивая своих отцов, сыновей и братьев.

Женщина с маленьким ребенком, стоявшая рядом со мной, бросилась к мужчине, лицо которого было покрыто чудовищными шрамами. У него не было ноги, и он ковылял ей навстречу на костылях. Маленький голубоглазый мальчик у нее на руках закричал от ужаса, впервые увидев своего отца. Толпу захватил такой шквал эмоций, что было просто невозможно не заплакать. Я постаралась сосредоточиться на поисках Джейкоба, но его нигде не было видно. Я успела оббежать всю платформу, когда он наконец вышел на перрон, бледный, худой, ослепший от солнечного света, словно он только что поднялся из самых глубин ада. Когда наши взгляды встретились, он заплакал навзрыд, будто радость этого дня была для него слишком тяжела.

Я подбежала к нему и обняла его, не в силах отделаться от чувства, что ничего еще не было кончено, – отчего-то мне казалось, что впереди грядет еще очень многое. Поезд покинул станцию, и радость покинула меня вместе с ним. Я поняла, что мы больше никогда не будем прежними. Война в Европе была окончена, однако наша лишь только начиналась.

Я пишу эти строки, сидя в кресле-качалке на балконе спальни и наблюдая за тем, как над бухтой Уиттеринг всходит солнце. Это невероятное зрелище. На моей кровати спит маленькая Ребекка, и я молюсь о том, чтобы у нее хватило сил пережить грядущие перемены. Это мой крест, и нести его мне. Мои собственные страдания мне безразличны, потому что у меня есть самое чудесное, о чем я только могла мечтать, – моя красавица Ребекка. Но меня мучает ужасающе сильное чувство вины, как будто она должна пострадать за мои грехи. Я могу лишь надеяться, что если воспитаю ее здесь, в Сивью, как того хотела бы Сесилия, то она сможет пережить надвигающийся шторм. Все, что будет в моих силах, я сделаю, чтобы уберечь ее и вырастить ее счастливой и любимой.

Надеюсь, она простит меня, если однажды правда ей откроется. Я любила Сесилию. Я хотела лишь спасти Ребекку, как она спасла меня. Пусть она не моя плоть и кровь, но я готова пожертвовать ради нее жизнью».