Потерянный Ван Гог

Бывшее царство складов, автостоянок и проституток на Девятой авеню уступило место художественной галерее Челси и галерее Маттиа Бюлера, расположенной недалеко от Одиннадцатой авеню, в одном квартале от шумного шоссе и спокойной реки. Скорее мини-музей, чем галерея: четыре этажа, соединенные зарешеченным лифтом и бетонными лестничными пролетами, шесть выставочных залов с белыми стенами и деревянными полами – в общем, галерея вполне заслуживала звания храма искусства, места поклонения картинам. И скоро люди придут сюда поклоняться моим. Неужели правда придут?

Администратор, андрогинный молодой человек, сказал, что Бюлер меня ждет, и проводил в кабинет, шикарный, хотя и неброский, с жемчужно-серыми стенами, панорамным видом на реку и самым мягким кожаным диваном, на который я когда-либо водружал свою задницу.

Маттиа Бюлер – невысокий опрятный мужчина лет шестидесяти, с загорелой кожей, сединой в волосах и глазами аляскинской лайки – один голубой, другой карий – встречая меня, приподнялся из-за стола. С легким, но заметным акцентом неторопливо выговаривая слова, он спросил, как двигаются мои картины, и я ответил, что двигаются они легко, что было чистой правдой. Я даже с места на место их легко переношу.

В обстановке офиса доминировал поразительный автопортрет Макса Бекмана почти в натуральную величину: художник, одетый в смокинг, стоял с лукавым видом, держа в руках сигарету. Картина была прислонена к стене, словно ее оставили там на время; так она производила еще большее впечатление.

– Знаете, до прихода Гитлера к власти Бекман был самым известным в Германии художником модерна, – сказал Бюлер. – Этот портрет был таким популярным, что ему отвели отдельное помещение в Национальной галерее Берлина. Через год нацисты убрали его и отправили на свою выставку Entartete Kunst.

– Дегенеративное искусство, – кивнул я, вспомнив недавний разговор с Аникой Ван Страатен.

– Для меня большая честь иметь здесь такую картину, и мне будет грустно расставаться с ней.

Думаю, комиссионные от продажи за двадцать-тридцать миллионов долларов помогли бы ему пережить эту потерю. Эта картина была лишь одной из многих, которые он продавал втихомолку, благодаря чему имел возможность рисковать, устраивая выставки малоизвестным художникам вроде меня.

– Каталог вашей выставки скоро отправится в типографию, – сообщил Бюлер, а затем рассказал о критике, которому он оплатил отзыв о моем творчестве. Это известие подстегнуло во мне желание поскорее закончить картины, и я был рад, когда разговор перешел на предстоящий банкет в Одеоне по случаю его дня рождения.

– Конечно, вы приглашены.

Это меня удивило. Ежегодная вечеринка по случаю дня рождения Бюлера была желанным приглашением в мир искусства. Там, несомненно, будет много арт-дилеров, критиков, известных художников и богатых коллекционеров. Думать не думал, что попаду на это мероприятие.

– Обязательно приду. Как раз вернусь из Амстердама к этому времени, – ответил я, зная о его способности открывать двери, которые передо мной никогда бы не открылись.

Он записал на листке бумаги имена нескольких дилеров, с которыми посоветовал встретиться в Амстердаме.

– Это места, где могли бы быть представлены ваши работы. Я отправлю каждому из них по несколько фотографий ваших картин и дам им знать, чтобы они ждали вас.

Я поблагодарил Бюлера и шел из галереи, чувствуя себя счастливчиком: поездка в Амстердам открывала передо мной волнующие перспективы.

26

Офис Талли был еще больше загажен, чем в прошлый раз: стаканчики из-под кофе и обертки от жевательной резинки на столе, повсюду стопки комиксов. Смит убрал несколько штук с дивана, освобождая себе место.

– Осторожно! – воскликнул Талли.

– Они что, дорогие? – удивился Смит.

– Смеешься? Это мой индивидуальный пенсионный фонд!

– Вот как, – произнес Смит и перешел к делу. Он сказал Талли, что пришла пора ему связаться с клиентом. Начальство действительно поручило ему надавить на Талли, чтобы тот вышел на своих заказчиков, но действовать предстояло наудачу. Интерпол не мог отследить этот звонок, он не располагал ни аппаратурой, ни полномочиями для этого. И Смиту приходилось угрожать и блефовать: другого способа заставить Талли сделать то, что нужно, у него не было.

– Сомневаюсь, что это электронное письмо куда-нибудь попадет. – Пальцы Талли, застывшие над ноутбуком, слегка дрожали.

– Это уже моя забота, – ответил Смит и в очередной раз повторил легенду про способность Интерпола отследить любую электронную почту. Нависнув над Талли, он продиктовал сообщение: «Возникла проблема. Нужно поговорить». Он проследил, как Талли набирает URL.onion и сообщение, затем нажимает «Отправить». Смит представил, как письмо, крутясь, исчезает в черной воронке, чтобы трижды перескочить на случайные серверы через глубины прокси-даркнета и достичь, наконец, сайта назначения.

– Молодец. – Он похлопал Талли по спине.

– Эй, а ты помнишь, что клиент меня ищет?

– Не волнуйся. Чем больше мы узнаем о них, тем больше я смогу защитить тебя. Звони… Сделай это сейчас, – потребовал Смит.