Потерявшая сердце

«Господи! Что же это такое? — недоумевала нянька. — Он говорит как взрослый высокообразованный человек. В нем совершенно нет ничего детского!»

— Глебушка, — ласково обратилась она к мальчику, — ты разве не хочешь пойти погулять, поиграть с дворовыми детьми?

Глеб отвернулся и снова взялся за перо, давая всем своим видом понять, что аудиенция окончена. Но Евлампия даже и не подумала тронуться с места. Она поставила на письменный стол локоть, подперев ладонью лицо, посмотрела на внука пристально, словно хотела заглянуть ему в душу, и спросила тихим, вкрадчивым голосом:

— Когда ты понял, что отец хочет тебя отравить?

Перо в руке Глебушки замерло, он повесил голову и после тяжелого вздоха произнес:

— Давно… Ведь он сперва маменьку отравил…

В глазах у Евлампии потемнело. Полки с книгами закружились вокруг нее, словно библиотечный флигель превратился вдруг в карусель. «Этого не может быть! Мальчик сошел с ума из-за книг…» Стены библиотеки исчезли, вокруг женщины теперь кружились склянки с лекарствами, измятый, наполовину сорванный полог кровати, кровавый огонек лампады перед черными образами. Она видела мертвые, широко открытые глаза Наталички, зеркальце, поднесенное чьей-то рукой к ее запекшимся губам… «Весьма странная болезнь», — вновь зазвучал скрипучий голос доктора. «Похоже на отравление…» Кто это добавил? Кто решился на такое замечание в присутствии князя? Она прекрасно слышала и хорошо запомнила этот приятный бархатный голос. Тогда не придала значения этим словам, мысль об отравлении была дикой, неуместной…

Глеб обмакнул перо в чернила и продолжил составлять свой список, сочтя, по-видимому, молчание няньки за окончание разговора.

— С чего ты взял, что папенька отравил маменьку? — едва выговаривая слова, спросила Евлампия.

— Он сам ей признался, когда она умирала.

Глебушка запомнил ту ночь в мельчайших подробностях. Он спал в комнате матери, рядом с ее кроватью, на кушетке, на которой прежде дежурила Евлампия, ухаживая за больной. Предчувствуя скорый конец, Наталья Харитоновна отослала заботливую сиделку и распорядилась привести Глеба. Ей с трудом давалось каждое слово, но она все же рассказала малышу его любимую сказку и пожелала «покойной ночи». Но он все еще не спал, когда она затихла. Слезы безостановочно катились из его глаз. Скорчившись на кушетке, мальчик размазывал их кулачками по щекам и очень старался не шмыгать носом, чтобы не разбудить мать. Он случайно слышал, как вечером доктор сказал отцу, что княгиня вряд ли доживет до утра. Никого в целом свете Глеб так не любил, как маменьку, и вот она покидает его навсегда. Старый Архип говорит, что за умирающими является страшная старуха с косой и уводит их в глухие леса, за синие моря, за высокие горы. Мальчик твердо решил не спать в эту ночь, чтобы встретить старуху лицом к лицу и прогнать ее, если удастся.

Глебушка встал с кушетки, на цыпочках подкрался к матери. Ее сон был глубок, она дышала редко, тяжело, с тихими стонами. Лицо ее страшно осунулось за последние месяцы, глаза провалились, щеки будто прилипли изнутри к зубам. У княгини начали выпадать волосы, возле губ прорезались глубокие морщины. Ей не было еще и тридцати, а можно было дать все сорок. Она почти ничего не ела в последние дни, любой прием пищи оканчивался рвотой и сильным горловым кровотечением. «Странная болезнь», — говорили доктора, но Глебу все время казалось, что этой фразой они намекают на что-то, ведомое им одним. В такие минуты он ненавидел свой малый возраст и свою беспомощность — будь он на месте этих ученых докторов, он бы не стал смотреть, как мучается маменька, а нашел бы способ вылечить ее!

Глеб осторожно присел на край маменькиной постели. Мальчик решил, что ждать страшную старуху с косой лучше всего здесь. Если же она его не испугается (ведь он такой маленький!), он попросит старуху взять и его вместе с маменькой, потому что жить без маменьки все равно невозможно. Пусть она уведет их в глухие леса. В лесах вовсе не страшно. Они с маменькой часто забирались в ореховую рощу в Тихих Заводях, и там, на поляне, читали вслух разные книжки, пока не сгущались сумерки. Басни Лафонтена, стихи Гёте, сказки Перро и Гофмана — он запоминал всё слово в слово с первого раза, приводя маменьку в восторг. «Какой же ты у меня умник! — обнимала она сына, покрывая его лицо поцелуями. — Ты просто гениальный ребенок!» Как сладко и несложно было радовать ее!

Глеб просидел на кровати матери около получаса, слушая ее дыхание и мало-помалу проникаясь смутной надеждой на то, что доктор ошибся. Вдруг он услышал, как за дверью скрипнула половица. Один раз, другой… Кто-то крался по темному коридору, осторожно вымеряя шаги. «Старуха идет!» — сильно забилось сердечко в детской груди. Но это была вовсе не «старуха». За стеклянной дверью вдруг четко обозначился силуэт отца, державшего в руке свечу. Глеб стремглав бросился на кушетку, свернулся в комок и крепко зажмурился, прикинувшись спящим. Отца он боялся пуще смерти.