Потерпевшие кораблекрушение

северо-запада, но это представляется маловероятным».

– Ты никогда не научишься разбираться в литературе, –

сказал я, когда Джим кончил читать статью. – Она написана добросовестно, точно, сжато и излагает все происшествие с большой ясностью. Я нашел только одну ошибку: кок не китаец, а полинезиец и, судя по всему, с Гавайских островов.

– Откуда ты это знаешь? – спросил Джим.

– Я видел их всех вчера в кафе, – сказал я, – и даже слышал всю историю, точнее сказать, – отдельные ее отрывки, из уст капитана Трента, который, насколько я могу судить, очень хотел пить и очень нервничал.

– Впрочем, это к делу не относится, – перебил меня

Пинкертон, – а вот что ты скажешь насчет долларов, которые валяются на рифе?

– А это окупится? – спросил я.

– Еще бы не окупиться! – воскликнул Пинкертон. –

Разве ты не слышал, что сказал этот английский офицер о хорошем положении брига? Разве ты не слышал, что груз оценивается в десять тысяч долларов? Сейчас не сезон, и я могу зафрахтовать любую шхуну за двести пятьдесят долларов в месяц. Окупится ли это? Да мы получим триста процентов чистой прибыли!

– Ты забываешь о том, – возразил я, – что рис испортился. Это ведь сказал сам капитан.

– Да, конечно, – согласился Джим, – но рис вообще не ходкий товар, и берут его больше для балласта. Меня интересует чай и шелк. Надо только выяснить, сколько их было погружено. А для этого достаточно взглянуть на корабельные документы. Я позвонил в контору Ллойда и договорился, что капитан придет туда через час, и тогда я буду знать о бриге все так, словно сам его выстроил. Кроме того, ты и представления не имеешь, Лауден, что можно снять с разбитого корабля: медь, свинец, такелаж, якоря, якорные цепи, даже посуду!

– По моему, ты упускаешь из виду один пустяк, – сказал я. – Прежде чем ты начнешь снимать посуду с разбитого корабля, тебе надо его еще купить. А во сколько он обойдется?

– В сто долларов, – не моргнув глазом ответил Джим.

– Да почему ты вообразил, что именно в сто долларов? –

воскликнул я.

– Я не вообразил – я знаю, – ответил Коммерческий

Гений. – Может быть, я ничего и не смыслю в литературе, мой милый, но ты никогда не научишься разбираться в делах. Каким образом, по твоему, мне удалось купить

«Джеймса Моди» за двести пятьдесят долларов, когда одни его шлюпки стоили тысячу? Просто мое имя стояло первым в списке. Ну, и на этот раз оно стоит первым. Цифру называю я, и я назову маленькую, потому что место крушения находится отсюда очень далеко. Но какую бы цифру я ни назвал, она и будет ценой.

– Что это за таинственный список? Или этот аукцион проводится в подземном тайнике? – спросил я. – Можно ли обыкновенному частному лицу – мне, например, – присутствовать на нем?

– Все ведется честно и открыто! – с негодованием воскликнул он. – Присутствовать может кто угодно, только никто не станет перебивать у нас покупку, а если и найдется такой смельчак, это для него плохо кончится. Один раз такой смельчак нашелся, но одного раза оказалось достаточно. Я член синдиката, и у нас есть все необходимое для этого дела: у нас есть связи, мы можем поднять цену до цифры, перед которой отступит любой посторонний. Наш синдикат располагает двумя миллионами долларов, и мы ни перед чем не остановимся. И если даже кто-нибудь перебьет у нас покупку, то поверь мне, Лауден, он решит, что город сошел с ума: ему не удастся заключить ни одной сделки. Все, что ему будет нужно, – шхуны, водолазы, матросы, – окажется ему решительно не по карману.

– Но как же ты попал в этот синдикат? – спросил я. – Ты ведь тоже в свое время был человеком посторонним.

– Я понял, в чем тут суть, Лауден, и стал подбирать факты, – ответил он, – и очень увлекся: таким романтичным показалось мне это дело. А затем я увидел, что из него можно извлечь немало выгод. И скоро я сделался настоящим знатоком. Никто не знал, что я подумываю о покупке разбитых кораблей, только в одно прекрасное утро я явился в контору Дугласа Лонгхерста, сообщил ему все факты и цифры и спросил его прямо: «Берете меня в синдикат или мне основать свой собственный?» Он попросил на размышление полчаса, а когда я пришел снова, сказал: «Пинк, я записал тебя». Когда в первый раз мое имя оказалось в списке первым, я купил «Моди», а теперь оно снова стоит в нем первым.