Потерпевшие кораблекрушение

– Тридцать тысяч, – сказал Пинкертон, повышая цену сразу почти на три тысячи долларов.

Бэллерс как будто бы заколебался, а затем с неожиданной решимостью сказал:

– Тридцать пять тысяч!

– Сорок тысяч!

Наступила долгая пауза. Бэллерс, казалось, ни на что не мог решиться и только в последнее мгновение, когда молоток аукциониста опускался в третий раз, крикнул:

– Сорок тысяч и пять долларов!

Мы с Пинкертоном обменялись понимающим взглядом: Бэллерс слишком взвинтил цену, а теперь понял свою ошибку и пытался выиграть время, чтобы заткнуть аукцион до возвращения посыльного.

– Сорок пять тысяч долларов, – сказал Пинкертон глухим, дрожащим голосом.

– Сорок пять тысяч и пять долларов, – сказал Бэллерс.

– Пятьдесят тысяч, – сказал Пинкертон.

– Прошу прощения, мистер Пинкертон, – сказал аукционист, – вы что-нибудь сказали?

– Мне… мне трудно говорить, – прохрипел Джим. –

Пятьдесят тысяч, мистер Борден.

Бэллерс обратился к аукционисту:

– Прошу разрешить мне три минуты поговорить по телефону. Я здесь представляю клиента и только что послал ему записку.

– Меня это не касается, – грубо прервал его аукционист,

– я обязан продать этот корабль, и все. Вы что-нибудь прибавляете к пятидесяти тысячам?

– Я уже имел честь объяснить вам, сэр, – возразил

Бэллерс, тщетно пытаясь придать своему голосу достоинство, – что мой доверитель назвал мне предельную цифру в пятьдесят тысяч долларов, но, если вы разрешите мне потратить две минуты да телефонный разговор…

– Ерунда! – перебил его аукционист. – Если вы не повышаете цену, я продаю корабль мистеру Пинкертону.

– Берегитесь! – взвизгнул юрист. – Это вам так не пройдет! Вы обязаны действовать в интересах судовладельцев, а не мистера Дугласа Лонгхерста! Однако вы прервали аукцион, чтобы позволить этому господину посоветоваться со своими приспешниками. Это вам даром не пройдет!

– Но вы же тогда ничего не сказали, – ответил аукционист, несколько смутившись. – Свой протест вы должны были заявить тогда же.

– Я здесь не для того, чтобы следить, как ведется аукцион, – ответил Бэллерс, – мне за это не платят.

– Ну, а мне платят именно за это, – возразил аукционист с прежней наглостью и продолжал нараспев: – Пятьдесят тысяч долларов! Кто больше? Кто больше? Кто больше, господа? Потерпевший кораблекрушение бриг «Летящий по ветру» продается за пятьдесят тысяч… Продается…

продается… продан!

– Господи, Джим! А у нас есть эти деньги? – воскликнул я, словно разбуженный от сна последним ударом молотка.

– Разницу придется занять, – шепнул он, побелев как полотно. – Мы попали в чертовски трудное положение, Лауден. Кредита у нас, наверное, хватит, но мне придется много побегать. Выпиши мне чек на свои деньги, и через час я буду ждать тебя в редакции «Оксидентела».

Я написал чек, но рука у меня так дрожала, что я сам не узнал бы своей подписи. Через мгновение Джим уже исчез.

Трент ушел еще раньше… И только Бэллерс продолжал переругиваться с аукционистом, но, когда я пошел к выходу, я чуть не столкнулся – с кем бы вы думали? – с посыльным.

Всего несколько минут решили, кому суждено было стать владельцем «Летящего по ветру».

Глава X

В которой команда исчезает неведомо куда

У дверей биржи я догнал низенького толстяка, который принял столь краткое и столь энергичное участие в аукционе.

– Поздравляю вас, мистер Додд, – сказал он. – Вы и ваш друг стойко держались до конца.

– Ну, вас нам благодарить не за что, – ответил я. – Вы ведь взвинчивали цену разом на тысячу, соблазняя всех биржевых спекулянтов Сан-Франциско последовать вашему примеру.

– О, это было временное умопомешательство, – сказал он. – Я от всего сердца благодарю бога, что не повесил себе на шею подобный жернов. Вам в эту сторону, мистер Додд?

Ну, я пойду с вами! Такому старому хрычу, как я, всегда приятно любоваться молодыми, полными сил бойцами.

Когда я был помоложе, а Сан-Франциско поменьше, я пускался в самые рискованные предприятия. Да, я знаю вас, мистер Додд. Вернее сказать, я узнал бы вас в любом месте – вас и вашу свиту в рыцарских одеяниях. Извините мне мою шутку, но я имею несчастье быть владельцем загородного дома вблизи той бухточки, которую вы облюбовали для своих пикников, и буду рад видеть вас у себя в любое воскресенье, но только без рыцарственной свиты, конечно. Я могу угостить вас неплохим вином и показать вам лучшую библиотеку по исследованиям Арктики, какая только есть в Соединенных Штатах. Меня зовут Морган.

Судья Морган, переселившийся в Калифорнию в 1849 году, к вашим услугам.

– А, так вы пионер! – воскликнул я. – Приходите ко мне, и я подарю вам топор!

– Боюсь, что все ваши топоры понадобятся вам самому,

– ответил он, бросив на меня проницательный взгляд. –

Если только у вас нет каких-нибудь частных сведений, вам придется разнести корабль в щепки, чтобы отыскать этот опиум, не правда ли?

– Ну, либо это опиум, либо мы с моим другом лишились рассудка, – ответил я. – Однако могу вас заверить, что никаких частных сведений у нас нет. Мы действовали (как, я полагаю, и вы сами), основываясь на наблюдениях.