Поток

Он бросил еще один взгляд вдаль, потом развернулся и стал осматривать то, что происходило внутри городских Стен, где с раннего утра и до позднего вечера сотни и тысячи людей делали все, что было в их силах, и даже сверх этого, чтобы облечь их призрачную надежду хоть в какую-то плоть. В кварталах мастеровых днем и ночью не смолкал звон молотов о наковальни и из труб каждой кузницы и дубильни валил дым. Все большие и маленькие площади города были завалены ящиками и мешками, которые без конца то подносили, то разносили в разные стороны. В них лежали наконечники для стрел и копий, оперение и всякие кожаные ремешки, заклепки, гвозди – и еще куча всего, что необходимо для изготовления оружия и доспехов. Готовое снаряжение немедленно доставлялось в огромные казармы для сбора, которые имелись в каждом крупном анклаве на тот случай, если именно в нем придется собирать, снаряжать и обучать Объединенную Армию, и Витне был в этом плане не исключением. Несмотря на все усилия Калагана и других присоединившихся к ним лордов, казармы и сейчас были заполнены едва ли наполовину, даже с учетом той армии, во главе которой Джозеф вернулся с востока после победы над Йоресом. Еще ни разу за всю историю с момента строительства первой Стены людям не приходилось отражать нападение Потока в таком малом количестве. Тогда, сразу после Исхода, несмотря на то, что силы бросивших свои дома людей были крайне подорваны, им и то удалось сколотить армию почти в полтора раза больше той, что сейчас есть в распоряжении Джозефа.

Но делать было нечего. Он вместе с Ричардом и Калаганом, конечно, все еще ждал подкреплений с востока, юга и севера, из тех анклавов, что до сих пор не откликнулись на призыв или прислали заверения в верности Совету, но так и не подкрепили свои слова делом и хотя бы одним солдатом, но понимал, что справляться им, скорее всего, придется собственными силами. Сейчас Джозеф больше всего на свете хотел бы, чтобы той битвы, в которой им чудом удалось разгромить Йореса и одним ударом закончить эту затянувшуюся междоусобицу внутри Анклавов, никогда не было. Чтобы их силы не были так ощутимо подорваны подобным бессмысленным кровопролитием, в котором, кроме всего прочего, Анклавы разом потеряли почти всю свою конницу, не считая малочисленных отрядов разведчиков, которые и так прямо сейчас рисковали жизнью где-то там в Пустоши. Мощный удар конницы, направленный в нужный момент в нужное место, мог бы стать тем самым аргументом, способным склонить чашу весов предстоящей битвы в их сторону.

Но Джозеф не видел никакого смысла в мечтах, если их не было никакой возможности осуществить, поэтому резко выпрямился, размял затекшие от долгого стояния ноги и решительно направился вниз, по той же самой лестнице, по которой поднимался. Впереди его ждало еще очень много работы, десятки буквально расписанных по минутам дел и забот, но он знал, что все равно не сможет отвлечься от мыслей о том, как именно может закончиться завтрашний день и что случится после.

* * *

Мелони в очередной раз попыталась открыть глаза, но комната тут же поплыла куда-то вправо, и она поспешила снова закрыть их, ощущая, как мучительная тошнота подступает к самому горлу. Интересно, сколько дней прошло с тех пор, как она находится в таком состоянии? Трудно было следить за временем, целыми днями пребывая между сном и явью: то погружаясь в какие-то бредовые видения, наполненные ненавистью, злостью, запахами крови и страха, то выныривая обратно в жестокие объятия реальности, которая встречала ее разрывающими голову болями, горько-металлическим привкусом во рту и слабостью, мешающей даже приподнять голову с подушки. Мысли вяло текли где-то на задворках сознания, но Мелони все-таки смогла сделать вывод, что, судя по тому, как менялся поднос с едой на ее прикроватном столике, прошло никак не меньше нескольких дней. Кто-то снова и снова, несколько раз в день заходил к ней, менял прохладный компресс у нее на лбу, приносил свежую еду и даже, хотя она и не до конца была в этом уверена, обтирал ее тело влажными полотенцами и стелил сухое одеяло. Мелони очень надеялась на то, что Ричард был слишком занят, чтобы делать это лично.