Потом была победа

«Сейчас!.. Сейчас…» — стучит в голове у Попелышко. Он видит, как его очередь подсекает немца, выскочившего из-за танка. Но не успевает обрадоваться удаче. Орехов взмахивает рукой, и под гусеницей вспухает взрыв. Танк вздрагивает, словно волк, угодивший в капкан, суетливо бьет из пушки и останавливается. Затем со скрежетом начинает разворачиваться и подставляет бок бронебойщику Седых.

Тот стреляет, и на пятнистой броне вспыхивает синяя струйка. Внутри танка что-то яростно грохает. Из-под башни вырывается огненный венчик, пушка свешивается к земле, и ватное облако окутывает танк. Автоматчики оторопело пятятся от огня. Оказавшись без прикрытия, они попадают под пулемет Харитошкина. Не выдерживают и поворачивают обратно.

Два прорвавшихся танка несутся на узкой полосе между траншеей, где засели русские, и отвесным берегом реки. Они не могут маневрировать и мечутся, как загнанные в ловушки звери. Ведут беспорядочный огонь и стараются увернуться от противотанковых гранат и бронебоек обоих батальонов, которые лупят по танкам со всех сторон.

Наконец один вспыхивает дымным костром, а второй круто поворачивает и, подняв тучу пыли, катит по краю обрыва к левому флангу. Там траншея делает поворот, отходит от берега. Танк несется к этому спасительному выходу.

На полной скорости, стреляя выхлопами синего дыма, он мчится вдоль берегового откоса, не замечая русских, которые поднялись на кручу и залегли в больших воронках.

Это подкрепление, посланное Сиверцеву под командой капитана Пименова.

Танк проходит в пяти метрах от начальника разведки. Пименов хватается за противотанковую гранату, подвешенную на поясе. Но рука дрожит и не может отцепить гранату, пальцы путаются, что-то растерянно рвут. За это время танк успевает уйти, и когда капитан, наконец, освобождает гранату, бросать ее бессмысленно…

Пименов вытирает с лица пот, глядит на удаляющийся танк и снова подвешивает к поясу гранату. Теперь руки его не дрожат, пальцы движутся привычно и уверенно.

Уйти танку не дают. На повороте его ловит какой-то бронебойщик, и зловещая фиолетовая змейка вспыхивает на камуфлированной стали.

— Живы, медвежатники? — лейтенант Нищета неожиданно вывертывается из-за поворота.

— Что нам сделается? — отзывается Седых, щелкает затвором и выкидывает стреляную гильзу.

Орехов, пошатываясь, бредет по траншее. Лицо его черно, глаза смотрят исподлобья. Автомат висит на шее дулом вниз.

— Лихо ты, паря, его гранатой двинул, — говорит ему бронебойщик. — У меня бы так не вышло.

Орехов устало присаживается на вывороченную бетонную плиту и просит закурить. Юрка Попелышко торопливо сворачивает ему цигарку, Нищета щелкает зажигалкой.

— Ты танк поджег? — спрашивает лейтенант бронебойщика.

Седых отрицательно качает головой.

— Нет, что вы, — говорит он. — Это я ему про запас в бок саданул. Они же, гады, живучие… Вот я и шлепнул, чтобы в надежде быть…

— Про запас, значит, — говорит Нищета и моргает воспаленными глазами, в которых еще не исчез страх пережитого. Он присаживается на корточки возле бронебойщика и гладит теплый шершавый ствол ружья. — Подходящая машинка… Может, папаша, к нам в разведку перейдешь? Я с начальством договорюсь.

— Толковое ружьишко, — соглашается бронебойщик. — Пук — и ваши не пляшут. В боку дырка — и будь фриц!.. Покурим, лейтенант.

Седых сворачивает цигарку и затягивается. Руки его не слушаются, дрожат, и тлеющие искорки сыплются на колени. Покурив, он говорит лейтенанту, что в разведку идти не стоит. Он к крупному зверю приохотился, да и пушка его грохает так, что за километр слышно, а для разведки такой шум ни к чему…

Юрка подсаживается к Харитошкину и неизвестно почему признается, что ящик с горящими ракетами бросил не немец, а он, Попелышко.

— Не хвастаешь? — недоверчиво спрашивает сержант и ощупывает вещевой мешок, на боку которого зияет пропалина. — Цел…

— Что цело? — не понимает Юрка.

— Струмент, — отвечает Харитошкин. — На первый раз я тебе прощаю… Вдругорядь сначала глаза протри, а потом кидай… За такие дела по головке не гладят. Прыток ты больно, парень…

К полудню саперы навели паром, и на плацдарме начали сосредоточиваться ударные части второго эшелона.

Посыльный от капитана Пименова передал лейтенанту Нищете приказ отвести разведчиков к командному пункту полка, который уже перебрался на плацдарм.

За этот день у Юрки Попелышко вытравились на переносице две морщинки. Вроде неглубокие, а здорово приметные на его мальчишеском лице. Их разглядел сержант Харитошкин, когда темные от копоти, грязи и усталости разведчики шли по траншее, отбитой у немцев.

На откосе надоедливо, как брошенный окурок, чадил догорающий танк. В душном воздухе горько пахло дымом.

Стрельба уходила на запад. Сражение с грохотом и пушечным гулом втягивалось в пробоину, в брешь, сделанную стрелковым полком.

ГЛАВА 17

Части второго эшелона, усиленные танками и самоходными орудиями, ударом с плацдарма прорвали глубоко эшелонированную оборону противника, вышли на грейдер и повернули на юг, к шоссе.