Потом наступит тишина

Вместе с ними в цепи шел артиллерийский наводчик. Он отыскал на поле удобный пригорок, поросший можжевельником, и оттуда четко видел постройки городка и фигуры пехотинцев, рывком поднимавшиеся с земли. На левом фланге заговорил пулемет, потом замолк. Роты достигли уже окраины, атаковали гранатами ближайшие постройки, но в ответ не прозвучало ни выстрела. «Какой-то бред! — подумал наблюдатель. — Мы себе зубы поломали на этом городишке, а швабов там нет».

Немцев в Бёслице и в самом деле уже не было. Бойцы шли по пустынной улице, выглядевшей так же, как два дня назад. В окнах снова появились белые простыни, на тротуарах валялись сорванные гитлеровские плакаты, у первого перекрестка стоял подбитый немецкий танк. Шли осторожно, с оружием наготове, прижимаясь к стенам домов. Те из них, кто первым добрался до площади, окруженной трехэтажными каменными домами, увидели сначала сожженные грузовики, а потом, удостоверившись, что площадь так же пустынна, как и весь городок, и решив было уже идти дальше, обнаружили тела убитых…

Майор Свентовец пришел на площадь спустя несколько минут. На сей раз он не остановился у готического костела, спокойствие и покорность этого городка, который теперь казался таким доступным и столь охотно принимающим победителей, пробуждали в нем ненависть. Когда он докладывал Крыцкому о взятии Бёслица, услышал в ответ сухой голос полковника: «А я вам что говорил? Никаких серьезных сил там у противника не было». Свентовец хотел было резко возразить, но сдержался. Что он должен был сказать Крыцкому? «Когда мы посчитали, что атака захлебнулась, немцы уходили из Бёслица… Мы потеряли несколько человек во время неудавшегося штурма, а потом заняли город без потерь… Так бывает: бой продолжается, и только потом становится ясно, каков его настоящий итог».

— Посмотрите-ка, Хенцель, уже успели вывесить простыни, — сказал он, обращаясь к батальонному адъютанту. — Как только мы уйдем из города, простыни исчезнут, потому что эсэсовцы расстреливают вот таких, слишком трусливых.

На площади царило оживление. Рядом с домом, разрушенным прямым попаданием снаряда, стояли группки бойцов. Послышался винтовочный выстрел, потом второй…

— Что там еще?

Подбежал подпоручник Реклевич:

— Товарищ майор, обнаружены останки наших бойцов, порубленных саперными топориками. Вон там, в тех развалинах. — Он показал рукой. — Капитан Логинович из нашей дивизии и остальные — все с размозженными головами… Удивительно, что население не убрало трупы, может, не успели… — Реклевич, молодой рослый парень с вытянутым лицом, был без фуражки. Вытирал рукавом пот со лба. — Это страшное зрелище, товарищ майор, бойцы негодуют.

Снова грянул винтовочный выстрел, потом пулеметная очередь.

— Выясните, что там происходит, — сухо сказал Свентовец. — Прекратите стрельбу.

— Слушаюсь, товарищ майор! — Реклевич даже не пошевелился и не надел фуражку.

— Выполняйте приказание. — И майор медленно двинулся в сторону развалин дома.

— В этом, — говорил Реклевич, следуя рядом со Свентовцом, — участвовали гражданские лица, это ясно как дважды два. Я уже слышал о таких случаях, и не раз.

Снова раздалась пулеметная очередь.

— Реклевич, — тихим голосом сказал Свентовец, — мне еще раз повторить вам?..

На тротуаре, рядом с развалинами дома, уже собралось несколько офицеров батальона: Ружницкий, Кольский, Лекш. Они расступились, увидев Свентовца.

— Там лежат, — сказал Кольский.

Они лежали среди битого кирпича и искореженного металла. Свентовец увидел открытые глаза, отвернулся.

— Саперными топорами добили, — услышал он сзади. — Убийцы.

— Сжечь этот город! — вдруг крикнул молодой старший сержант.

— Камня на камне не оставить…

— Хенцель, наведите порядок. Роты выводятся из Бёслица. Потом я отдам приказ относительно убитых… Доложите в штаб полка.

— Они должны быть отомщены, товарищ майор, — сказал тихо Ружницкий. — Нам нельзя оставлять это преступление безнаказанным.

Свентовец поглядел на своих офицеров. Они стояли рядом, не отрывая взгляда от того места, где лежали убитые бойцы. Лекш с рукой на перевязи неловко протирал стекла очков, Кольский закуривал…

— Потом, — продолжал Ружницкий, — забудется…

— Мы для того и воюем, чтобы карать убийц, — тихо сказал Свентовец, и ему стало стыдно от этих избитых и ничего не значащих слов.

— Это слишком общо, товарищ майор! — бросил Лекш. — Общо. Конкретное преступление требует конкретного возмездия. Оно должно быть наказано.

Свентовец подумал о жителях Бёслица, окинул взглядом дома, глазницы выбитых окон. Те из жителей, кто остался в городе, забились, наверное, сейчас в подвалы, укрылись в глубине домов, готовые ко всему, однако еще не потерявшие надежды…

— Так что вы предлагаете? — спросил Свентовец.

— Наказать жителей Бёслица, чтобы другим неповадно было, — наконец тихо промолвил Лекш. — Чтобы знали: совершен акт правосудия…

— Как вы себе это представляете?