Потом наступит тишина

— Ну, можно, — вмешался Ружницкий, — расстрелять хотя бы бургомистра и нескольких горожан. Бургомистра я запомнил: когда мы первый раз вошли в город, он проводил нас в пекарню. Лысый такой, невысокого роста, совсем не похожий на гитлеровца.

— Ищи ветра в поле! — сказал Кольский. — Если наказывать, — добавил он, — то их всех. Обстрелять городишко из пушек и минометов…

— Вы хотите покарать преступников или отомстить? — спросил Свентовец. — Проучить или совершить акт правосудия?

— Они все здесь убийцы.

— Нет, поручник Кольский, наверняка не все.

— Преступление должно быть наказано, — снова повторил Лекш.

— Очень верный принцип. Но как вы хотите наказать это преступление, совершенно конкретное, противоречащее всем правилам войны? Так ведь можно возложить на жителей Бёслица все преступления, совершенные гитлеровцами…

— Так что? — крикнул Ружницкий. — По-вашему, мы должны просто уйти отсюда, поджав хвост? Им дозволено все, а мы… хорошо воспитанные мальчики.

Молчали. Их душило бессилие.

«Нет виноватых, — размышлял Кольский. — Есть убитые и живые — перепуганные, безоружные, не ведающие о содеянном. Враг передо мной в окопах, враг защищает город, но когда я стою на площади, то вижу только белые флаги».

Вспомнил город Нески. Его брали с марша. Рота пробилась к заводу, и когда Кольский с несколькими бойцами вошел в открытые ворота, то увидел, что завод работает. Они стояли на пороге цеха; рабочие отходили от станков и в полной тишине глядели на них, женщины и мужчины, обычные люди с крепкими мускулами. Убийцы?..

— У вас есть другие предложения? — сухо спросил Свентовец.

Они молчали. Какие могли быть еще предложения? В гневе можно разрушить город, но не будут же они хладнокровно вырезать население…

— Жалко снарядов, — пробурчал Ружницкий. — Черт его знает, что может случиться ночью.

— Так что, нет предложений? — Майор поглядел на часы и подождал еще немного. — Хорошо. Рота Кольского возглавит колонну. Маршрут тебе известен. Если вступишь в соприкосновение с противником, тотчас же докладывай. А в остальном… не морочьте мне голову…

В окне соседнего дома они увидели белую простыню. Даже не заметили, когда ее успели вывесить…

Перед тем как двинуться в путь, Кольский объявил благодарность Михалу Маченге. Он теперь с симпатией относился к этому пожилому человеку, который сумел подтянуться, войти в колею трудной и непривычной для него армейской жизни. В нем не было ничего чужого, непонятного — лицо, каких он видел тысячи, самое обычное, крестьянское, несколько угловатое. Про таких, как он, говорили, что они бегут в лес при виде танков. Сущая неправда: мужику надо сказать, что это не страшно, и если уж он зароется в землю, то ни за что не двинется с места. Впрочем, доподлинно известно, что крестьяне меньше дрожат за свою жизнь, чем горожане. Так, по крайней мере, считал Кольский и помнил об этом, разговаривая с Михалом Маченгой.

— Ну так что ж, Маченга, — сказал он. — Вы стали настоящим бойцом. Буду ходатайствовать перед командованием, чтобы вам дали нашивку, будет что носить на плече кроме винтовки.

Рядовой Маченга молчал.

Поручник сел на придорожную траву и достал сигареты:

— Угощайтесь, немецкие, слабые…

— Спасибо, товарищ поручник.

Кольский закашлялся.

— Я вами доволен, — продолжал он. — Хорунжий Лекш мне доложил, как здорово вы разделались с теми швабами.

Маченга пошевелил губами, словно хотел что-то сказать, но не находил слов. Впрочем, все в роте знали, что он не речист.

— Ну рассказывайте, Маченга, что у вас на душе…

— А то, товарищ поручник, — он слегка заикался, — что очень вам благодарен за похвалу, но, по правде говоря, я ее не заслужил. Тогда, в Гняздове, было совсем по-другому, я прыгнул в огонь по собственной воле, не испытывая никакого страха. А в этот раз боялся, думал, что мне конец. Конец, — удивленно повторил он, — и совсем не знаю, как я бросил гранату. Так вот, должен честно признаться, что было бы лучше получить благодарность в другой раз…

— Что вы чепуху мелете, Маченга?! Немного боялись… Бывает, с каждым бывает. Самое главное результат, понимаете? Что не потеряли голову, хладнокровие…

— Так точно, товарищ поручник.

«Что за люди!» — подумал Кольский.

Солнце медленно клонилось к западу. Свентовец показывал на карте: Бретвельде, крупный населенный пункт в нескольких километрах от Бёслица. Кольский помнил его окрестности, холмистые, живописные. Бёслиц, Бретвельде были теперь неразрывно связаны.

7

Из дневника поручника Яноша, адъютанта командира дивизии: